Константин Образцов - Молот ведьм

— А ты уверена, что это был именно он? Инквизитор? — с сомнением в голосе спросила Валерия. — Бабушка подтвердила?

Виктория недовольно фыркнула и поставила бокал обратно на столик.

— Я тебе говорила уже, — раздраженно заговорила она. — Я задала два вопроса. Первый — что делать с тем, кто убивает сестер. Ответ был однозначный — смерть. И второй, про эту рыжую, Алину. Тоже однозначный ответ: в ней есть сила. Бабушка так и сказала: «В ней сила».

— И Алина уверена, что тот, кого арестовала полиция, не был убийцей.

Виктория отмахнулась.

— Ну, это просто мнение. Неизвестно еще, что в ней за сила такая. Но готовить к посвящению ее нужно, и лучше не откладывать. Самое главное я уже сделала — сама, как всегда — а теперь будем заниматься рыжей. Как она тебе, кстати?

— Да нормально. Поживем — увидим.

— Нудная ты, Лерка, — сказала Виктория и зевнула, поправляя халат на груди. — Всегда такой была. Все тебе не так.

Валерия пожала плечами и снова посмотрела в зеркало. В его темном стекле отражение Виктории напоминало портрет аристократки минувшей эпохи, изысканно драпирующейся в шелка. Несомненно, такой она себя и видела. Уж точно не вульгарной подвыпившей теткой, у которой то и дело из-под халата вылезают голые сиськи.

Валерия встала.

— Все, я пойду. Веселого вечера тебе!

Виктория лениво помахала рукой.

— Пока. Дверь захлопни сама, мне вставать лень.

Она наполнила свой бокал остатками вина, пригубила, слушая, как возится в прихожей подруга, натягивая сапоги и пальто. Потом хлопнула дверь, отрывисто щелкнул язычок замка. Все, наконец-то свалила.

Виктория слезла с дивана, потянулась и направилась в спальню, выключив по дороге лампу. Вернулась оттуда с черной книжечкой и небольшим пучком трав. Присела возле камина, посмотрела немного и бросила травы в огонь вместе с щепотью серого порошка. Пламя вспыхнуло ярче, затрещало, в дымоход ринулись рыжие искры, а комнату стал наполнять легкий, сизоватый дымок: он пах жарким летом, согретой травой и еще — раскаленным железом. Виктория раскрыла книжечку на заложенной красной тесемкой странице и медленно, нараспев, прочитала несколько слов. Потом улеглась обратно на диван и стала ждать.

Комнату заволакивало пахучей дымной пеленой; она обволакивала стены, предметы, кружилась под потолком, и наполняла голову приторным, теплым дурманом. От живота медленно растекалось по бедрам, приятное, волнующее томление. Виктория распахнула халат; пальцы заелозили по сладко занывшему телу, коснулись кончиками нежной плоти, ощутив влагу и жар. Дверь в спальню бесшумно открылась. Две тени скользнули в гостиную, приблизились к ложу Княгини Ковена; в мерцающем свете свечей и каминного пламени заблестели смуглые, смазанные маслом мускулистые тела двух наголо бритых мулатов, похожих, как близнецы. Возбужденные крепкие пенисы упруго вздымались, маяча перед рельефными кубиками мышц живота.

— Да, — прошептала Виктория. — То, что нужно, да…

Халат упал на пол желтой лужицей жидкого шелка. Она поерзала на спине, устраиваясь поудобнее, и раскинула ноги, закинув одну на спинку дивана и поставив другую на пол. Инкубы знали, что делать, без слов и подсказок: один тут же встал на колени и припал жадным ртом к гладко выбритой крепкой промежности Примы, вылизывая ее горячим влажным языком; другой занялся сосками, поочередно охватывая их полными губами и стискивая сильно, но нежно, сладко занывшую грудь.

Виктория стонала, извиваясь на ставшем мокрым диване, вцепляясь ногтями в подушки и края резной спинки. Ноги сомкнулись на широкой, крепкой спине, согнулись, с силой вдавливая лицо инкуба в нетерпеливую плоть. Комната завращалась в жаркой дымке и терпких запахах интимных соков. Прима перевернулась и встала на четвереньки; один из мулатов тут же скользнул под нее, продолжая ласкать и облизывать грудь, а другой пристроился сзади, и она зарычала от наслаждения, ощущая, как растягивает ее мощная, упругая плоть. Она принялась подмахивать задницей, чувствуя на бедрах сильные, широкие руки, и заскользила по горячему, покрытому маслом гладкому телу под ней, елозя грудями по раскрытым губам и трепещущему языку.

«Дура Лерка, что отказалась», мелькнуло в голове, и в комнате что-то вдруг изменилось.

Заполнивший комнату дым стал грязно-серым, и в нем замелькали черные хлопья. В ноздри резко ударила серная вонь. Тело мулата под Примой из горячего стало холодным и липким, и Виктория, дернувшись, с ужасом увидела, что лежит на огромной змее с глазами цвета желтого гноя. Она приготовилась крикнуть от страха, но заорала от боли: сзади в нее вместо гладкого пениса возилось нечто шершавое, кривое и раскаленное, а руки инкуба превратились в жесткие волосатые лапы, охватившие ее бока, как стальной обруч. Виктория со страхом скосила глаза: в зеркале за ее спиной отражался большой черный пес с красными, как уголья, глазами; он вывалил длинный багровый язык и крепко держал ее передними лапами, ерзая и поддавая вперед поджарой жилистой задницей. Прима задергалась, снова заорала, лихорадочно пытаясь сообразить, что же пошло не так в такой знакомой и привычной процедуре, как секс с инкубами, но тут к запаху серы добавилась вязкая вонь разложения и гнили, и надтреснутый, старческий голос произнес:

— А ты, значит, все развлекаешься, Викочка?

Бабушка вышла из темного угла у портьеры и встала перед Викторией. Болотная черная жижа стекала на ковер с разбухших от влаги, прогнивших и слипшихся тряпок. Седые космы свисали как мертвые водоросли на покрытые пятнами тления, бледно-синие щеки. Желтые глазки из-под кустистых бровей смотрели недобро.

Виктория пискнула.

— Ах, да что это я так запросто, Викочка, — ехидно продолжала старуха. — Ты ж госпожа Прима, Первая, так тебя звать — величать, да? Ну ты развлекайся, развлекайся, дело молодое, хорошее.

Черный пес дернул бедрами, и госпожа Прима заорала от боли и дикого страха. Ощущение было такое, что пенис адского зверя покрылся зазубринами и рвет ее изнутри.

— Что ж не развлекаться, ты же все дела уже переделала. Полный ковен из тринадцати сестер собрала, шабаши раз в месяц проводишь, не пропускаешь; супостата, который девок твоих бил да жег, со свету сжила. Даже рыжую, про которую сама у меня и спросила, в ковен принять успела, правда?

От боли перед глазами вспыхивали искры и плавали синие круги.

— Бабушка…подожди… — выдавила Виктория.

— Так я жду, внученька, жду, — кротко ответила старуха. — Четыре годика уже жду, вот с тех пор, как на Виллу Боргезе вас привела. Ты мне тогда что сказала? Бабушка, вот увидишь, я, мол, сейчас полный ковен зараз соберу! Давай-ка, посчитай, что за четыре года получилось: семерых взяла, троих за два месяца потеряла. Вот радость-то Бабушке!