Константин Образцов - Молот ведьм

И подумав, добавила:

— И у тебя, кстати, тоже ближе меня нет никого.

«Благодаря тебе, — подумала Валерия. — Все благодаря тебе и твоей Бабушке».

— Так что Белтайн состоится, — продолжила Прима. — Иначе Бабушка не простит, ни мне, ни тебе. Готовь все, что надо, организуй, приводи Алину. Прорвемся, Лерка, главное, вместе, да?

— Да.

— Значит, с этим решили. Ты узнала, в какой больнице лежит Жанна?

— В НИИ «Скорой помощи», на ожоговом.

— Что ж, значит, нужно ее навестить.

Снова повисло молчание. Часы стучали бесстрастно, как плотник, сколачивающий гроб или строящий эшафот. Секунды ползли, отсчитывая движение жизни от плохого к худшему.

— Ты уверена?.. — спросила Валерия.

Виктория поморщилась.

— Лера, не начинай. Уже все обсудили, разве не так?

В другое время Прима не стала бы разговаривать на тему уже принятых ею решений. Ее правота не обсуждалась, слова не подвергались сомнению. Но сегодня все было иначе. Один на один со старой подругой можно было позволить себе на какое-то время перестать держать образ Княгини, Хозяйки и Госпожи, особенно если учесть реальную перспективу очень скоро потерять эти титулы вовсе вместе с остатками ковена, а, может статься, и с жизнью. Виктория вздохнула, закатила глаза и заговорила с Валерией, как говорят порой с неразумным, но все же любимым ребенком.

— Я понимаю тебя, Жанна наша подруга. Думаешь, мне легко принимать это решение? Но посуди сама: во-первых, ее будут допрашивать. И не кто-то из тех, на кого мы можем влиять, а те самые московские сыщики. Конечно, Жанна про нас им ничего не расскажет, я в этом уверена, но будут вопросы: и про бордели, и про убитую Белладонну, и про Диану, а если еще докопаются до ее бизнеса с малолетками… Возникнет очень, очень много вопросов, и к чему они приведут, никому неизвестно. Про деньги тоже могут узнать. Понимаешь?

Валерия понимала, что мнительная и осторожная Прима перестраховывается. Исследование предпринимательской деятельности Жанны грозило бедой только самой Жанне, но Виктория опасалась, что в процессе расследования может выясниться — правда, совершенно неясно, как именно — что Терция, как и все сестры, отдавала десятую часть всех своих доходов на нужды ковена, причем отдавала лично Виктории. Может быть, не будь всей этой истории с Инквизитором, попадись Жанна на сутенерстве или торговлей несовершеннолетними девочками в другое время, Прима не беспокоилась бы так сильно. Но сейчас она боялась всего, и решения за нее принимал именно страх.

— Во-вторых, — продолжала Виктория, — Инквизитор жив и находится на свободе. Он знает Жанну и наверняка попробует завершить начатое. Предположим, он не доберется до нее в больнице, но что будет, когда она выйдет? Если он станет следить за ней? Если в конце концов возьмется на нас?

Валерия промолчала. Виктория нагнулась вперед и накрыла своей рукой руку подруги.

— И потом, давай будем откровенны: ты бы хотела жить полуслепой, с обезображенным навеки лицом, без волос, страшилищем, у которого все тело в шрамах? Мне кажется, что любая из нас в такой ситуации приняла бы смерть, как избавление, разве не так?

Валерия опять ничего не сказала. Прима похлопала ее по руке и подытожила:

— Ну вот и славно. Сейчас я переоденусь, и мы поедем.

Прима и Альтера вошли в клинику через тридцать минут после того, как закончились часы посещения больных. Отводить глаза обе умели прекрасно, и ни один охранник на входе, ни одна медсестра или врач их не задержали и не задавали вопросов: разумеется, все их видели, но никто не заметил , и тем более, не запомнил. Они поднялись на нужный этаж и, стуча каблуками, пошли рядом по пустынному коридору: Виктория в светлом плаще, Валерия в черном — две подруги, две ведьмы, два ангела смерти.

У входа в палату на стуле сидел молодой полицейский. Этот, конечно же, их заметил — потому что настроен был видеть и замечать. Тут одним отводом глаз было не отделаться. Прима немного отстала, пропуская Альтеру вперед. Полицейский поднялся навстречу:

— Здравствуйте, посещение потерпевшей временно запрещено…

Валерия достала куколку и показала патрульному.

— Как ты думаешь, какого цвета у нее трусики?

Тот ошарашенно замолчал. Альтера быстро взяла полицейского за запястье; он отшатнулся было, но замер.

— Диарея, — сказала Альтера. — Страшный понос. Тебе срочно нужно в сортир, прямо сейчас.

Она отпустила руку. Молодой человек стоял, моргая голубыми глазами.

— Что стоишь? — прикрикнула ведьма. — Беги быстрей, сейчас обделаешься!

Полицейский развернулся и припустил прочь по коридору. Виктория проводила его взглядом, пока он не скрылся за полупрозрачной дверью у входа на отделение, кивнула и проговорила:

— Идем.

В палате был полумрак, тишина, пахло лекарствами, антисептиком, плохо вымытым «судном» и болью. Жанна полулежала на чуть приподнятой койке, укрытая одеялом в линялый казенный цветочек и, казалось, спала. Впрочем, понять это было трудно: лицо и голову полностью закрывали бинты, в прорезях напротив глаз залегли тени, а к тому месту, где должен был находиться рот, прижималась маска с загубником и длинной трубкой, ведущей к аппарату искусственной вентиляции легких. Перебинтованная правая рука лежала поверх одеяла, а в сгиб левой, тоже замотанной сплошным слоем бинтов, была воткнута игла капельницы, висящей на металлической стойке.

— У нас мало времени, — негромко сказала Валерия. — Ее состояние должны проверять очень часто.

Виктория кивнула и тихо позвала:

— Жанна…

Лежащая на койке Терция не отреагировала.

— Жанна, это мы, Вика и Лера…

Валерия отвела взгляд от больной, посмотрела на тумбочку у кровати. В тусклом свете дежурной лампы там поблескивала большая голубая бусина…

…Девочка была толстой, веснушчатой и безнадежно рыжей — уже одного из этих качеств хватило бы для регулярных обидных насмешек со стороны одноклассников, а у нее был полный набор, что позволяло школьным шутникам разнообразить банальный набор обидных острот: «жиртрест», «коррозия», «ржавчины наелась», и прочее в том же духе. Необычное имя — Жанна — тоже добавляло поводов для веселья Светкам, Серегам, Ленкам, Андрюхам и Маринкам. Хуже всего стало в седьмом классе, когда одна из девчонок, случайно увидевшая Жанну без трусов в замызганной душевой спортивного зала, растрепала всем, что у нее и на заднице тоже веснушки. Целый месяц ей приходилось передвигаться по школе, вцепившись в нижний край юбки, ибо каждый мальчишка, даже из младших классов, проходя мимо, считал своим долгом задрать ей подол и заорать: «Мухи насрали!» Жанна тогда убедилась в том, что добрых шуток не бывает, как не бывает беззлобных насмешек, а еще в том, что один раз начав кого-то травить, люди не останавливаются, а только становятся все более жестокими. И тут уже не важно, толстый ты или худой, рыжий или белобрысый: ну вот скажите, какое отношение имеет вес тела к тому, что ей регулярно заливали клеем содержимое портфеля? Как связан цвет волос и запирание в тамбуре запасного выхода под лестницей, куда мальчишки затолкали ее перед уроком с утра, закрыли, просунув в ручку двери черенок швабры, и где она просидела в полной тьме и отчаянии в течение трех часов, пока ее не вызволил школьный завхоз? Что она сделала такого, ради чего стоило обсыпать ее сахарной пудрой в столовой, подкладывать лезвия бритвы в карманы пальто, привязывать все тот же многострадальный портфель к вентилю водопроводной трубы под потолком?