Джейсон Мотт - Вернувшиеся

— Ладно, — улыбнувшись, ответил Джейкоб. — Хочешь послушать шутку?

— О, да! — вмешался Макс. — Это смешная шутка, мистер Харольд. Одна из самых забавных, которые я слышал за долгое время. Мой дядя…

Харольд поднял руку, останавливая мальчика.

— Что за шутка, сынок?

— Чего боится камыш?

— Ка-мыш? — переспросил старик, прекрасно помня, как учил сына этой шутке незадолго до его смерти. — Не знаю.

— Котангенса.

Они засмеялись.

— Ты не можешь сидеть здесь весь день, — возмутилась Патрисия. — Мы уже опаздываем. Ужасно опаздываем! Это плохие манеры! Ты заставляешь людей ждать. Они начнут беспокоиться.

Темнокожая женщина похлопала Харольда по колену.

— Пожалуйста, — сказала она. — Я не хочу, чтобы меня считали бескультурной дамой. Моя мать дала мне хорошее воспитание. Когда мы поедем? Я уже одета.

— Скоро, — ответил старик, сам не зная, по какой причине.

— С ней все в порядке? — спросил Макс.

Обычно мальчик говорил по дюжине фраз кряду, поэтому Харольд решил подождать, когда последует остальная часть словесного потока. Его ожидания оказались напрасными. Патрисия теребила подол платья и сердито наблюдала за ними. Когда никто из них не сдвинулся с места, она расстроилась еще больше.

— Леди просто смущена, — пояснил мальчикам Харольд.

— Я не смущена! — отдернув руку от его колена, вскричала Патрисия.

— Хорошо, — сказал старик, нежно погладив ее по плечу. — Ты нисколько не смущена. И мы никуда не опаздываем. Нам давно уже позвонили и сказали, что время встречи изменилось. У них возникли неотложные дела.

— Они отменили встречу?

— Нет. Конечно, нет. Просто перенесли ее на другое время.

— Они это сделали? Они отменили встречу, потому что мы опоздали! Это ужасно! Они рассердились на нас!

— Нет, милая, — сказал Харольд. — Все как раз наоборот.

Он пересел на ее койку, радуясь тому, что его тело вернулось к обычному состоянию. Похоже, эти чертовы доктора оказались не такими уж и плохими парнями. Он обнял массивную женщину за талию и еще раз погладил ее по плечу.

— Они просто изменили время. Там возникла какая-то путаница с доставкой блюд. Фирма обслуживания не справилась с заказом, и все пошло не так. Поэтому им потребовалось больше времени на подготовку встречи.

— Ты уверен?

— Конечно, — ответил Харольд. — У нас в запасе уйма времени. Я полагаю, ты даже можешь поспать. Разве ты не устала?

— Нет.

Она поджала губы и, подумав, добавила:

— Да.

По ее щекам потекли слезы.

— Я так устала.

— Мне знакомо это чувство.

— Ах, Чарльз, — сказала она. — Что со мной происходит? Я заболела?

— Все в порядке, — ответил Харольд, погладив ее волосы. — Ты просто устала.

Патрисия посмотрела на него с невыразимым ужасом, как будто на миг поняла, что он не тот, кем должен был быть. Словно весь мир стал не таким, каким он выглядел раньше. Затем момент прошел, и она снова была уставшей старой женщиной, а он — ее Чарльзом. Она прижалась щекой к его плечу и заплакала — возможно, лишь по той причине, что это казалось ей правильным.

Когда Патрисия заснула, Харольд уложил ее на кровать, отвел со лба выбившиеся локоны и печально поморщился, словно его ум был переполнен загадками.

— Это ужасно, — прошептал он.

— Что именно? — спросил Джейкоб невозмутимым голосом.

Харольд сел на свою койку и посмотрел на дрожавшие руки. Его указательный и средний пальцы сами собой сложились привычным образом, как будто между ними находился маленький волшебный цилиндр, набитый никотином и канцерогенами. Он поднес пальцы к губам, вдохнул, задержал дыхание и дал всему этому уйти, немного покашляв, когда в легких не стало воздуха.

— Не надо так делать, — попросил его Макс.

Джейкоб кивнул головой, выражая согласие.

— Это помогает мне думать, — сказал Харольд.

— А о чем вы думаете? — спросил Макс.

— О моей жене.

— С мамой все в порядке, — заверил его Джейкоб.

— Конечно, в порядке, — ответил старик.

— Джейкоб прав, — сказал Макс. — Наши мамы всегда в порядке, потому что мир не может обходиться без них. Так сказал мой папа перед тем, как умер. Он говорил, что благодаря нашим мамам мир работает без поломок и сбоев и что без мам каждый будет чувствовать себя несчастным и голодным, а люди начнут сражаться и ничем хорошим это не кончится.

— Твой папа правильно сказал, — заметил Харольд.

— Он говорил, что наша мама лучшая в мире. Папа не поменял бы ее ни за что на свете. Хотя я думаю, что так говорит каждый папа — ведь по-другому не бывает. Например, я могу поспорить, что Джейкоб тоже считает свою маму самой лучшей. А вы — свою жену. Людям полагается так думать, потому что жизнь…

Внезапно мальчик перестал говорить и, моргая, посмотрел на них. Харольд был рад тишине. Но он встревожился ее внезапностью. Макс выглядел невероятно отрешенным. Казалось, какая-то важная часть вдруг выпрыгнула из его ума и увлекла за собой все то, что было там секундой раньше. Затем глаза «вернувшегося» мальчика закатились и стали белыми, словно кто-то нажал на большой рубильник в его голове. Он упал на пол и неподвижно замер, как будто погрузился в сон. Лишь слабая струйка крови на верхней губе служила доказательством того, что здесь произошло плохое и печальное событие.

Люди были белыми, поэтому она знала, что они не убьют ее. Они называли себя американцами, поэтому она знала, что с ней будут обходиться по-доброму. Девушка понимала, что ее не отпустят отсюда, но она хотела быть полезной им — хотя бы чем-нибудь.

До того как ее привезли сюда — где бы это место ни располагалось, — она находилась в другом лагере. Там было тесно и шумно. Люди не очень отличались от нынешних охранников, но все они говорили, что работали в каком-то «Бюро».

Здесь ее сразу напоили водой. Ей дали койку, на которой было мягко спать. Она по-прежнему носила бело-голубую одежду, которую ей дала женщина в том другом месте. Татьяна помнила, что ее звали Карой. Она свободно говорила на английском и французском языках. Доктор Кара была очень милой. Но потом она сказала, что Татьяна оказалась бесполезной для программ Бюро, и это сильно опечалило девушку.

Каждое утро в 10:00 к ней приходил мужчина. Он отводил ее в комнату без окон и разговаривал с ней — медленно и четко, словно не был уверен, что она понимала английский язык. Но Татьяна изучала английский в школе. Это был ее любимый предмет. Акцент мужчины казался очень странным, хотя некоторые моменты в его поведении подсказывали ей, что ее произношение, наверное, тоже было для него малопонятным. Поэтому она отвечала на его вопросы так же медленно и четко, как они задавались, и, похоже, это нравилось ему.