Джейсон Мотт - Вернувшиеся

Старик смотрел на них то с огромного расстояния, то так близко, что видел каждого человека во всей его завершенности. Такое бывает только в мире грез и снов. В этой флотилии мертвых он видел всех покойников их города, включая собственного сына.

Его пробрал озноб.

— Ага! — заметил Младший. — Вы тоже представили себе их лица!

Прежде чем старик успел ответить, его пробрал неистовый кашель. После этого он почти не осознавал происходящего. Он только знал, что его тело корчилось от боли, а солнце — так же, как и раньше — висело над самым лицом. Земля снова приняла его в свои объятия, жадно обнюхивая спину.

Харольд очнулся с тем же чувством дезориентации, как и в прошлый раз. Грудь болела. Легкие были наполнены чем-то тяжелым и влажным. Дыхание стало другим. Воздух проходил через горло только малыми порциями. Джейкоб и Младший стояли на коленях рядом с ним.

— Мистер Харольд? — окликнул его молодой солдат.

— Я в порядке, — ответил старик. — Мне просто нужно полежать минуту.

Интересно, подумал он, сколько длился обморок. Достаточно долго, потому что Младший успел добежать до ближайших ворот и вернуться к вышке, но уже с другой стороны ограждения. Винтовка новобранца нелепо свисала с плеча.

— Папа? — позвал его Джейкоб.

Лицо мальчика кривилось от страха и беспокойства.

— Да? — с сиплым хрипом прошептал Харольд.

— Папочка, не умирай.

В последние дни ее терзали кошмары. Жизнь и так лишила Люсиль всего, а теперь добралась до ее снов. Она видела такие гадкие сцены, что уже скучала о нормальных ночах. Прошлые сны вспоминались смутно, но они были милыми и добрыми. Примерно так же вспоминаешь и скучаешь по звуку автомобиля, на котором тебя возили в детстве — иногда тембр его двигателя слышится в гуле машин на далеком шоссе.

Теперь она спала урывками и часто пробуждалась в самых неудобных позах. Чаще всего на ее коленях лежала Библия. Книга смотрела вверх на хозяйку, прилежно занимая свое место и ожидая ее возвращения. Иногда на страницах книги лежали ее очки, соскочившие с носа во время беспокойной дремы.

Иногда в бессонные ночи она заходила на кухню и стояла там, прислушиваясь к пустому дому. Тогда, клубясь, из темноты к ней прилетали воспоминания о Джейкобе и Харольде. Чаще всего в ее памяти всплывал один октябрьский вечер — вполне обычный, не обещавший ничего примечательного, но почему-то ставший для нее особенным.

В те дни, размышляла Люсиль, мир был наполнен магией, и самые обычные моменты оставляли след, который не забывался на протяжении всей жизни. Она вспоминала, как Харольд в гостиной неуклюже дергал гитарные струны. Он не умел играть, но, обладая неуемной страстью и энергией, пытался научиться этому искусству. Боже, когда-то он был таким романтичным! Когда у него выдавалась свободная минутка и когда не нужно было возиться с Джейкобом, он практиковался в игре и упорно брал одни и те же аккорды.

А Джейкоб, вспоминала Люсиль, гремел чем-то в своей спальной — очевидно, вынимал игрушки из коробки и небрежно расставлял их на деревянном полу. Ко всему прочему ему нравилось двигать мебель по комнате. Несмотря на повторные предупреждения, он поступал так раз за разом. Когда они с Харольдом приставали к нему с расспросами, мальчик просто говорил: «Меня просили сделать это игрушки».

В своем воспоминании, пока Харольд издевался над музыкой, а Джейкоб играл в непонятные игры, Люсиль готовила на кухне воскресный ужин. На печи жарилась ветчина. В духовке поспевала курица с пряной зеленью. На столе стояли тарелки и блюдца с подливой, картофельным пюре и белым рисом, приправленным тимьяном, с кукурузой, красным перцем и бобами. Здесь же ожидал десерт: шоколадные пирожные, торт и имбирные печенья.

— Джейкоб! — крикнула Люсиль. — Не превращай свою спальную в свалку! Мы скоро будем ужинать.

— Да, мам, — ответил ребенок.

И затем:

— Я хочу кое-что построить.

— Что ты хочешь построить? — поинтересовалась Люсиль.

Харольд щипал струны в гостиной, уничтожая одну из песен Хэнка Уильямса. Он потратил уже несколько недель на ее изучение.

— Я не знаю, — ответил Джейкоб.

— Ну, тогда придумай план, а затем уже воплощай его в деле.

Посмотрев в окно, Люсиль увидела облака, набегавшие на бледную круглую луну.

— Может, ты построишь дом?

— Дом? — задумчиво переспросил мальчик.

— Большой прекрасный дом со сводчатыми потолками и дюжиной спален.

— Но нас только трое. И вы с папой спите в одной постели. Нам понадобится только две спальные комнаты.

— А как насчет тех людей, которые приедут к нам в гости?

— Они могут спать в моей постели. А я на какое-то время переберусь к вам.

В спальной Джейкоба что-то с грохотом упало на пол.

— Что это было?

— Ничего.

Рядом раздавались нестройные аккорды Харольда.

— Прозвучало очень громко. У тебя большое «ничего».

— Все нормально, — ответил Джейкоб.

Люсиль попробовала пищу и оценила ее идеальный вкус. Ароматы разносились по всему дому. Запахи проникали сквозь щели в стенах и наполняли собой окружающий мир. Удовлетворенно усмехнувшись, она поднялась на второй этаж, чтобы проверить Джейкоба. В его комнате царил хаос — как она себе и представляла. Кровать была перевернута набок и сдвинута к дальней стене. Матрац служил баррикадой и опирался на изголовье и подножье кровати. Позади рукотворного барьера валялись полуразрушенные дома, собранные из «Линкольн логс» [4] Детский набор-конструктор, состоящий из маленьких бревен различной длины: используется для сборки игрушечных домов. .

Люсиль остановилась на пороге комнаты, вытирая руки кухонным полотенцем. Мальчик выглянул из-за стены форта и посмотрел на нее. Затем он отщипнул от игрушечного домика очередное бревно, которое хотел использовать в новом строительном проекте. Люсиль вздохнула и, пожав плечами, спустилась по лестнице в гостиную.

— Наверное, Джейкоб будет архитектором, — сказала она, устало опускаясь на кушетку.

Она демонстративно вытерла лицо и шею полотенцем. Харольд гремел на чертовой гитаре.

— Вполне возможно, — удалось ответить ему, но брешь в концентрации внимания привела в беспорядок его абсолютно немузыкальные пальцы.

Он медленно восстановил позицию аккорда и начал песню заново. Люсиль потянулась. Она легла на бок, подтянула ноги ближе к телу, подсунула руки под подбородок и принялась сонно наблюдать за тем, как ее супруг сражался с гитарой.

Он был красивым, подумала Люсиль. И казался еще более красивым, когда ему не удавалось что-то.

Его толстые неповоротливые ладони были плохо приспособлены к игре на гитаре. Пальцы выглядели гладкими и слегка припухшими. На нем была красно-синяя фланелевая рубашка, которую Люсиль купила ему, когда в тот год наступили первые заморозки. Поначалу он жаловался, что рубашка была слишком облегающей. Но на следующий день он надел ее на работу и, вернувшись домой, рассказывал, как она ему понравилась. «Сидит на мне как влитая». Конечно, это показалось бы многим мелочью, но в семейной жизни мелочи очень важны.