Array Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник)

Эльстер кивнула, но руки ее, обнимавшие принца за шею, опустились.

Слова rara lingua слетели с губ Одилии, как шипение, и лишили девушку человеческого обличья. Разгоряченные щеки Одилии были мокры – возможно от слез. Она позвала отца: пусть лебедя отнесут за ноги на кухню и запекут для принца в слоеном штруделе.

Влетев в окно в облике ушастого филина, фон Ротбарт решил напугать дворян леденящим душу воплем. Он знал, что грозный вид внушает уважение. Но в бальной зале царила такая какофония – придворные вскрикивали, гвардейцы рявкали, оркестр пытался сыграть что-нибудь веселенькое, – что от его воя в обморок упало всего три человека.

Фон Ротбарт примостился на высокой спинке стула у почетного стола. Одним движением плеч он сбросил свою мантию из перьев и уселся, положив ноги на скатерть, а сапоги в блюдо с тушеной кабанятиной.

– Полагаю, что псовая охота – забава, вполне приличествующая царственным вырожденцам.

Но его никто не слушал.

Он подумал, не залезть ли на стол, однако после каждого превращения колени давали о себе знать острой болью. Как и спина. Вместо этого он протолкнулся через толпу к дальнему концу стола, где, похоже, находился центр переполоха.

Такого зрелища он никак не ожидал: заплаканная Одилия в кольце взведенных мушкетов! Гвардейцы тряслись от страха. Принц кричал на нее. Король дергал сына за рукав.

Фон Ротбарт поднял руки. Искусственные деревья застонали от внезапного порыва ветра, который опрокинул бокалы, сорвал с голов парики и сдул с паркета шелковые листья.

– Постойте! – прогромыхал он. – Остановитесь и выслушайте меня!

Все взгляды обратились к нему. Увидев, что мушкеты тоже последовали их примеру, Ротбарт испытал некоторое опасение.

– Эй вы, приказываю вернуть мне Эльстер! – Лицо принца побагровело от ярости, на губах показалась пена.

– Кого-кого?

– Не ври, колдун! И выбирай слова.

Король встал между ними. Он словно вмиг постарел и выглядел теперь так же дряхло, как фон Ротбарт себя чувствовал.

– Предлагаю провести переговоры цивилизованно.

– Папа! – воскликнула Одилия.

– Если вы хоть чем-то навредили моей дочери…

Стоящий неподалеку кардинал расправил свои багряные одежды.

– Ваша дочь только что околдовала невинную девушку.

– Она улетела, – сказал принц. – Моя милая Эльстер улетела из замка. В ночь. Одна.

Фон Ротбарт огляделся по сторонам. Впервые за долгие годы люди окружили его со всех сторон, и от отвращения, страха и ненависти на их лицах слабость сковала его по рукам и ногам. Старый немощный дурак! Рассчитывал к ним подольститься и подбросить дочь во дворец, как кукушка яйцо!

Только сорока польстилась бы на эти блестящие безделушки – жалкая птица, что завидует человеческой речи.

Он сделал глубокий вдох, задержал на миг дыхание – и волшебство началось. В теле его закружился вихрь, так что легкие заныли. Чародей болезненно скривился – треснуло ребро. Вместе с порывами ветра изо рта вылетела пара зубов. Нарисованные на потолке облака сгустились, потемнели и пролились дождем на почтеннейшую публику. Сверкнула молния.

Придворные разбежались, а Одилия поймала посланный фон Ротбартом порыв ветра. Он схватил ее и унес из дворца прямо в небо. Говорить колдуну было больно, и он спросил только, не ранена ли она. Следы слез на ее щеках ответили: «Да, папа».

– Фон Ротбарт!

Одилия выглянула из окна. Она ожидала принца. Может быть, он пришел с мечом, или мушкетоном, или войском в тысячу человек. Но она не ждала короля в карете, запряженной фыркающими жеребцами. В шерстяном костюме он выглядел настоящим щеголем, а круглая меховая шапка, по ее мнению, шла ему куда больше, чем корона.

– Фон Ротбарт, я прошу вашей аудиенции.

Одилия сбежала вниз по лестнице и открыла двери. Король снял шапку и вошел.

– Фрейлейн фон Ротбарт.

– Ваше величество. – Она вовремя вспомнила о реверансе.

– Ваш отец…

– Папа заболел. С того… с того вечера он не встает с постели.

– Печально это слышать. Ваше исчезновение было великолепно. При дворе много дней только и разговоров было, что о нем. – Король усмехнулся. – Нельзя ли побеседовать с вами наедине?

Одилия отвела его в гостиную, которая отпиралась редко. Мебельная обивка до того запылилась, что хозяйке дома стало неловко.

– Здесь тихо. Конечно, если не считать птиц, – произнесла она. Король поморщился. – Прошу прощения… Ваш сын…

– Говорят, он помешался – так считают те, кто его видели. Он скитается по лесам и полям, надеясь найти ее – лебедя днем и прелестнейшую деву ночью. – Он потеребил в руках свою шапку. – Но ведь она больше не превратится в девушку, правда?

Одилия села в отцовское кресло и покачала головой.

– Если только, дитя мое, – замялся он, – ваш отец… или вы сами не согласитесь снять свое заклятие.

– А зачем мне это делать, ваше величество?

Король подался вперед:

– Когда я ухаживал за королевой, ее отец, могущественный герцог, прислал мне два подарка. В одном свертке был древний меч с потемневшим, зазубренным лезвием. Герцогу он достался от многих поколений предков, а им послужил в бессчетных военных кампаниях, каждая из которых была победоносной. – Король воздел сжатый кулак. – Держа в руке его просоленную веками рукоять, я почувствовал, что могу повести за собой армию.

– А что было в другом свертке? – спросила Одилия.

– В нем была подушка.

– Подушка?

Король кивнул:

– Подушка из золотой парчи, набитая гусиным пухом. – Король засмеялся. – Посланник также доставил мне письмо, в котором говорилось, чтобы я принес с собой на ужин в герцогстве один и только один из этих подарков.

– Это было испытание.

– Так сказал и мой отец. Наставники мои были воинами, а не политиками. В глазах отца меч означал силу и храбрость – те качества, которыми должен – нет, обязан! – обладать король, чтобы защитить и сохранить свои земли и свой народ. Он не сомневался в выборе.

Одилия улыбнулась. Неужели все отцы так любят рассказывать о своей молодости?

– Я подумал: зачем испытание, если ответ столь очевиден? Что герцог имел в виду, когда прислал подушку? Что-то нежное и мягкое, что-то женственное…

Одилию раздражало, когда на женщин вот так налепливали ярлыки. Неужели она перестает быть женщиной, если ей не хватает яркой миловидности таких девушек, как Эльстер? Она опустила глаза на брюки, которые любила носить не только потому, что они были удобны, но и потому что раньше они принадлежали ее отцу. Руки ее были не белы, а покрыты чернильными пятнами и землей могилы, которую она начала рыть для отца. Побег подорвал его силы. Каждый его вздох мог оказаться последним.