Татьяна Форш - Цыганское проклятье

– Ничего не выйдет… – Лена встала, расправляя платье. – Захар знает, что клад существует. Он читал дневник Русалова – его последние записи о наступлении большевиков и о том, как и где он оставляет сокровище. А так как за все эти годы никто так и не нашел клад, Захар будет за него бороться! До последнего!

– Отлично! Тогда давай мы с ребятами сфабрикуем отрывок из якобы кинопередачи о том, что этот клад нашли еще в… например, в восемнадцатом году. – Федор натянул кроссовки и поднялся.

– Попробуй… – Лена грустно улыбнулась и направилась к потайной дверце. – Пойдем, я выведу тебя отсюда.

При свете солнца старинные стены не скрывали уродливую штукатурку стен и не менее уродливые надписи на ней. Мрамор на ступенях стерся, сбивая ноги трещинами и сколами. Исчезла магия дома, превращая его в руины, у которых уже никогда не будет хозяина…

А может, всему виной то, что им сейчас придется расстаться?

Как галантный кавалер, проводив Лену, Федор растерянно чмокнул девушку в щеку и попросил:

– Будь дома. Я зайду за тобой вечером.

– Буду ждать тебя… – Лена повернула голову, и их губы встретились. Миг – и она скользнула за дверь.

Федор, улыбаясь, постоял еще несколько мгновений и медленно побрел прочь по улице…

Силантий Русалов. 1889 г.

Сегодня Марья пришла вечером домой и, не раздеваясь, сразу на шею мне кинулась. Обнимала, целовала, что одержимая. Я даже перепугался поначалу, но когда волна безумная схлынула, взглянула она на меня прозрачными голубыми глазенками, в которых слезы застыли, и заговорила быстро-быстро, словно боялась, что не успеет всего высказать.

– Папенька, я влюблена. Счастлива безмерно и больше не хочу скрывать своих чувств. – Она раскраснелась, хоть и была с мороза, а жар от нее шел такой, что даже через полушубок ощущался. Щеки горят, глаза светятся, что два озера в ясную погоду. А улыбается как! Я ее такой счастливой не видел с тех пор, как Софья была жива. – Пришла благословения вашего просить!

Как же я не углядел, когда малышка выросла и стала взрослой? Вроде только вчера ее в колыбели качал, а уже и первый бал прошел, любовь вот голову закружила. Только кто же ее так увлек, если, кроме монастыря, она и не бывает нигде? Днями там пропадает, в доме лишь переночует и чуть свет – обратно. Не Павел же ей любимым стал?

– Успокойся, милая, расскажи все по порядку.

– Я не только расскажу, я еще и познакомить вас хочу! Мы договорились, что сегодня он сватать меня приедет! – Марья на миг замешкалась, а потом выбежала за дверь.

Ох, как мне в этот миг желалось, чтобы она вернулась и сказала, что разыграла меня, просто повеселить хотела. Да разве шутят подобным?

Очень скоро послышались шаги, скрипнула дверь, и вместе с Марьюшкой в гостиную вошел статный светловолосый юноша. Одет он был богато, что выдавало в госте аристократа. На миг что-то в его лице показалось мне знакомым, но я не смог понять, что именно, а после и думать забыл.

Мало ли…

Молодой человек пересек гостиную, подошел ко мне и протянул руку для приветствия. Рукопожатие у него было крепким.

– Позвольте представиться, Алексей Романов.

– Романов? – Я не удержался и от растерянности даже кашлянул. Мне никогда не забыть фамилию моего заклятого друга, убившего Дарину, – Антон Романов! Но, видимо, с годами я стал мнительным. Мало ли однофамильцев? И все же сомнения не отпускали. – А как по батюшке величать вас, Алексей?

– Алексей Антонович. К сожалению, отец мой погиб, мы остались с маменькой вдвоем.

Этого не могло быть. Не должно было быть так! Передо мной действительно стоял сын Антона. Вот отчего показались знакомыми его черты. А ведь и правда, присмотреться – и сразу станет понятно. Высокий лоб, прямой, даже хищный нос, упрямая линия губ. Вот только глаза у отца были зелеными, а у сына карие, и волосы потемнее. Вот и все отличия.

Он еще что-то говорил, но у меня перед глазами вдруг все поплыло, гостиная закружилась. Мебель и стены слились в единое пятно, а потом и вовсе свет померк.

Сколько времени я был в беспамятстве – не знаю. Наконец, я услышал голос Марьи. Он звучал глухо, как через пуховое одеяло, и испуганно. Слов не разобрать. Дочь принялась трясти меня за плечи и хлестать по щекам.

Распахнув глаза, я, с трудом подняв руку, перехватил ее тонкое запястье и лишь качнул головой, молча умоляя прекратить. Язык не слушался, а после вновь пришло беспамятство. Очнулся я лежащим на софе в зале. Надо мной склонилась Марья. Теперь она гладила меня по щеке.

Угораздило же меня чувств лишиться! Вот ведь стыд какой!

Перед сыном врага так опростоволоситься! А может, и не было его? Вдруг привиделось? Сейчас проснусь, и нет никого, только Марьюшка рядом хлопочет.

Поднявшись с помощью Марьюшки, я сел, и мой взгляд тут же нашел незваного гостя.

Алексей стоял чуть поодаль. Встретившись со мной взглядом, он потупился, внимательно разглядывая узор ковра. Лицо сосредоточенно, губы сжаты. Точно какую вину скрывает.

Нельзя сейчас Марье ничего говорить о нем и его отце! Иначе придется рассказать о цыганке и о проклятии. О моей вине в гибели Софьюшки! Марья не переживет этого и меня никогда не простит. Но как же быть? Как отдать ее этому подонку? Яблоко от яблоньки… Ведь и вправду заморочил девке мозги! А может, узнал, кто я такой, если папенька ему поведал!

Ох, не зря он в моем доме оказался!

– Папенька, вы очнулись! Как же вы меня напугали! – Марья сжала меня в объятиях так, что казалось, весь дух хочет вытеснить, и заплакала. Прозрачные слезинки катились по щекам, оставляя мокрые дорожки, и обреченно падали вниз.

– Все хорошо, ангел мой. – Я погладил ее по голове и обратился к Алексею.

– Прошу прощения у нашего гостя за то, что ему пришлось стать невольным свидетелем моего конфуза. Марья, вели прислуге стол готовить, будем знакомство отмечать.

Тот сдержанно кивнул:

– Не извольте беспокоиться.

– Выпьете со мной, Алексей Антонович? – Я поднялся. Прошел к шкафу в углу гостиной, раскрыл дверцы, за которыми прятались несколько бутылок французского вина, подаренного старым другом, коньяк и графинчик с водкой, предоставляя право выбора гостю. Одному Богу известно, как сложно мне было сдержаться и не вышвырнуть его из моего дома.

– Прошу меня простить, но я не пью спиртного, а из уважения к вам, Силантий Матвеевич, выпил бы чаю.

– Распоряжусь подать. – Я закрыл шкаф и крикнул служанку.

На мой зов явилась кухарка Катька. Выслушав поручение, она поспешно исчезла на кухне, чтобы вскоре вернуться с подносом, на котором стоял фарфоровый чайник, две чашки и вазочка с печеньем.