Татьяна Форш - Цыганское проклятье

– Чем вы занимаетесь, Алексей? – Я присел за стол и жестом показал на свободные стулья.

Он сел напротив меня. От меня не укрылось, что Марья, вместо того, чтобы сесть от меня по правую руку, предпочла остаться стоять рядом с гостем. Словно какая-то служанка!

– Доченька, пожалуйста, поторопи Катерину с обедом. И помоги ей, чтобы скорее было…

– Хорошо, батюшка! – Она кивнула мне, улыбнулась Алексею и вышла из зала. Вот теперь можно и поговорить!

– Так чем вы занимаетесь?

– У меня от отца остались конюшни с породистыми жеребцами. – Гость проводил взглядом Марью и улыбнулся мне: – Доход стабильный, ваша дочь ни в чем не будет нуждаться.

Я поперхнулся чаем от его наглости и спешки:

– Марья и так ни в чем не нуждается. А о дальнейшей ее судьбе позабочусь либо я, либо тот, кого она изберет в супруги.

Наглец понял, что я пытался до него донести, и, снова улыбнувшись, ответил:

– Очень надеюсь стать ее супругом. Я пришел, чтобы просить руки вашей дочери, Силантий Матвеевич.

От этих слов я закашлялся второй раз. Поставил чашку и поднялся. Прошелся туда-сюда по гостиной. Все это время Алексей молча ждал моего ответа.

– Вы, наверное, знаете, что Марья решила уйти в монастырь?

– Да, – он кивнул, – но это было до того, как мы с ней вновь повстречались. Теперь Мария поменяла свое решение.

– Где вы познакомились с моей дочерью? – сказал я, может быть, слишком резко, но сдерживаться было крайне сложно.

– Мы познакомились на балу в поместье Соломатиных, – терпеливо отвечал он. – Я полюбил вашу дочь с первого взгляда и с тех пор не могу без нее. Потому прошу вашего благословения. Если нужно подтверждение моего финансового положения, я готов предоставить необходимые бумаги.

Я слушал его и не слышал. В висках стучала мысль: уберечь. Уберечь Марьюшку от дьявольского семени, от богомерзкого союза! Моя дочь не станет приживалкой этого хлыща! Пусть я не смог отомстить Антону – тот умер как пес, но доченьку от крови их поганой я уберегу! А она умница – поймет! Простит… Забудет и станет счастлива вновь, без этого… прохвоста! Интересно, что он ей наговорил? Чем увлек? Какие клятвы, обещания давал?

– Ясно. – Я сделал над собой усилие и посмотрел ему в глаза. – Расскажите о семье вашей, Алексей. Кем был ваш отец?

– Военный. Он почти не бывал дома, считал своим долгом служить царю. Матушка часто расстраивалась по этому поводу. – Алексей улыбнулся уголком губ и коротко закончил: – Он погиб на службе. Героем.

Я до боли сжал кулаки. Твой отец никогда не был героем. Он отсиживался в казармах, когда другие подставляли под штыки грудь. Предавал своих товарищей, трусливо бежал с полей сражений. Только связи родителей спасли Антона от трибунала. К сожалению, я понял это слишком поздно, а именно в ту самую ночь, когда Антон и еще несколько солдат напали на беззащитных цыган.

Воспоминания нахлынули волной.

Вспомнилось, как за день до этого мы с Антоном разговаривали о нашей жизни. Мы тогда пили пиво и обсуждали, как будем жить дальше, когда вернемся домой. А на следующий день он сотворил то, что навсегда перечеркнуло нашу дружбу.

Сейчас я вдруг понял, что то, что произошло тогда, не было случайностью! Антон явно знал о моей встрече с Дариной. Не знаю как, но знал! И о нашем свидании знал! Вот почему он тогда исчез, когда я искал его по всей деревне. И Дарина не пришла не потому, что не захотела, он просто не позволил ей этого сделать. А потом вырезал, выжег табор и убил девушку у меня на глазах, якобы защищая меня…

Почему? Зачем? Я никогда не узнаю ответы на эти вопросы…

Глаза защипало от подступивших слез. Злясь на эту слабость, на себя, на этого щенка, уже решившего все за меня и за Марью, я что было сил ударил по столу. Чашка подпрыгнула и, выплеснув остатки чая на белоснежную скатерть, упала на пол и разлетелась на сотни осколков. Алексей вскочил на ноги, глядя на меня исподлобья. Такой же волчий взгляд, как и у его отца! Как заставить его раскрыть свою сущность в полной мере, чтобы Марьюшка сама отказалась от такого знакомства?

В гостиную вбежала Марья. Остановилась, глядя то на меня, то на Алексея, и сделала свой выбор, шагнув к нему. Не к своему отцу, а к подонку, который ее использует и выбросит после, как ненужную вещь! Нежно прильнув щекой к его груди, она вопросительно заглянула ему в глаза.

– Алешенька, что случилось?

– Ничего, Марьюшка. Силантий Матвеевич просто уронил чашку. Я обеспокоился, что он обжегся, и поднялся, чтобы узнать его самочувствие.

– Папенька! – Марья наконец-то бросилась ко мне. – Я услышала такой грохот, что подумала, будто люстра с потолка упала!

– Все хорошо, доченька. Я случайно. – Как же тяжело делать вид, что я спокоен. Я словно играл чужую роль. Отвратительную для меня роль. Но на кону стоит жизнь моей дочери, и я должен сделать все, чтобы она была счастлива. – Что с обедом?

– Скоро будет готов. Я приказала Катерине накрыть в столовой.

Обед прошел в напряженном молчании. Марья улыбалась и даже пыталась нас разговорить, словно чувствовала – что-то идет не так. Алексей не сводил с нее взгляда и отвечал невпопад, а я снова боролся с соблазном выгнать его прочь немедленно.

– Марья, мне нужно поговорить с твоим батюшкой с глазу на глаз, – вдруг попросил Алексей, когда трапеза подошла к концу.

– Хорошо. Я буду ждать тебя в саду, – улыбнулась она и выскользнула из-за стола, даже не посмотрев в мою сторону.

Горькая обида кольнула сердце, оставшись в нем больной занозой. Марья шла к двери, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, с коими она любила играть в детстве, и в тот момент мне показалось, что она уходит от меня навсегда.

– Силантий Матвеевич, – начал молодой человек, как только мы остались с ним наедине. – Я не понимаю столь странного вашего поведения в отношении моей персоны, но готов выслушать все ваши претензии и исправить положение по мере своих сил и возможностей.

– Красиво говоришь. Это тебе от отца досталось, – усмехнулся я. – Только я не молодая дурочка, падкая на сладкие речи. Марья для меня дороже всего на свете, и я голыми руками глотку порву любому, кто посмеет ее обидеть!

Алексей вспыхнул и поднялся. Может, заготовил убедительную речь, но что мне от его слов?

– Ты немедленно уберешься из моего дома и больше никогда не вспомнишь о существовании Марьюшки. Сколько ты хочешь, чтобы оставить нашу семью в покое? Я могу привести в твою конюшню новых жеребцов, хоть целый табун.

– Вы впервые меня видите. Почему вы не верите в искренность моих намерений? Я жениться на вашей дочери хочу. Я люблю ее не меньше вашего!