Хелен Уэкер - Голем и джинн

— Опять не спала?

— Да, но это не страшно.

Похоже, эта бессонница досаждала ей всю жизнь. Она говорила, что давно привыкла к ней, и, правда, выглядела сейчас куда бодрее, чем он сам. Будь он на ее месте, давно бы уже засыпал на ходу. Удивительная эта женщина, его жена.

Он все еще не мог поверить, что они женаты. По ночам он лежал рядом с ней, проводил пальцами по ее животу, добирался до груди, потом до рук и поражался тому, как сильно изменилась его жизнь. Ему нравилось прикасаться к ее коже, всегда прохладной даже в самые знойные дни.

— Наверное, это из-за работы в пекарне, — догадался он как-то, — твое тело привыкло к постоянному жару.

— Думаю, ты прав, — сказала она и улыбнулась немного смущенно.

Его жена часто смущалась. Сидя вместе за столом, они нередко молчали, не зная, как заговорить или как себя вести. Он смотрел на нее и думал, не слишком ли скоро они поженились? Неужели они навсегда останутся чужими друг другу? Но потом, не успевал он этого подумать, жена спрашивала его, как прошел день, или рассказывала что-то о своем, или просто протягивала через стол руку и сжимала его пальцы. А он понимал, что именно этого и хотел, и удивлялся, откуда она узнала.

Кроме того, был еще вопрос спальни. Их первая брачная ночь началась с робости. Да, она уже побывала замужем, а значит, куда более опытна, чем он. Но что ей нравится? Что доставит ей удовольствие? Он не знал, как спросить, да и смелости у него никогда не хватило бы на это. А что, если она предложит что-нибудь диковинное, даже шокирующее? Его друзья, когда они вместе выпивали, иногда хвастливо рассказывали о своих экзотических экспериментах с «эмансипированными» девушками, но его собственные фантазии всегда были довольно прозаичными. Возможно, это был его недостаток, и она разочаруется в нем.

Если жена и разочаровалась, то промолчала об этом. Она, кажется, знала о его волнении — опять это знание! — и подвела его к акту со своим обычным спокойствием и уравновешенностью. Если они и занимались любовью немного механически и в конце он не был уверен, получила ли она удовольствие, то, по крайней мере, был рад, что сделал все правильно.

А потом неделей позже была ночь, когда она вдруг посмотрела на него, удивленно расширила глаза и, протиснув руку между их телами, стала нажимать на какую-то точку. К своему великому сожалению, Майкл замер от ужаса, а все его ортодоксальное воспитание вдруг проснулось, возмущенно крича, что это неприлично и не пристало замужней женщине, и тогда она убрала руку, снова обняла его, и они возобновили движение в прежнем ритме.

Позже он не смог поговорить с ней об этом. Просто не смог. Однажды он попытался повторить то, что сделала она, но она взяла его за руки и убрала их, и на этом попытка кончилась.

Между ними уже существовало недосказанное, но Майкл любил жену — в этом он был уверен. И ему приятно было думать, что и она любит его. Он представлял себе, как через тридцать лет, когда их дети уже вырастут, они с Хавой будут лежать в кровати, держась за руки, и смеяться над тем, какими робкими молодоженами были и как долго ходили вокруг друг друга на цыпочках. «Но ты всегда знала, что сказать мне», — похвалит он, а она в ответ улыбнется, положит голову ему на плечо, и им обоим станет легко и хорошо.

Когда-нибудь он расспросит ее о многом. Он выяснит, почему она так внезапно сделала ему предложение, когда он уже отказался от всякой надежды. И о чем она думала, стоя рядом с ним перед мировым судьей и глядя перед собой так серьезно и спокойно. Хорошо бы только, чтобы для этого не потребовалось тридцати лет.

Она поставила перед мужем стакан чая и тарелку с хлебом и с нежностью смотрела, как он жадно, откусывая большие куски, ест. Он был таким серьезным и искренним во всем, что делал.

Потом она повернулась к раковине, чтобы домыть оставшуюся посуду. Супруги Леви жили теперь в трех крошечных комнатках, втиснутых в конец коридора на первом этаже. Тусклый свет, просачиваясь через вентиляционную шахту, падал прямо на кучу мусора, поднимающуюся до половины окна их спальни. Иногда она видела, как сверху летит окурок. Кухня была больше похожа на чулан, а в плите едва помещался цыпленок. По ночам Голем сидела за шитьем в гостиной, которая с натяжкой заслуживала такого наименования, поскольку вряд ли была больше, чем треть ее бывшей комнаты в пансионе. Главное достоинство квартиры состояло в том, что она находилась в самом конце дома, упирающегося в крутой склон холма, и летом в ней было прохладней, чем в остальном доме. «А зимой будет теплее», — пообещал Майкл. Ей хотелось верить, что это действительно будет так и ее тело не станет жестким и скрипучим, а по ночам ее не будет тянуть на улицу. Но в глубине души она знала, что такая близость к Майклу, с его неуемными мыслями, рано или поздно доведет ее до безумия, как когда-то доводил холод.

Уже через несколько дней после свадьбы она поняла, насколько недооценивала ожидающие ее трудности. В отличие от равви, думавшего всегда осмотрительно и осторожно, в голове у Майкла бурлил круговорот мыслей, желаний, сомнений и страхов, в основном связанных с нею. Этот постоянный шум был серьезным испытанием для ее выдержки и самоконтроля. Иногда, забывшись, она давала ему добавку, если понимала, что он не наелся, разговаривала с ним, когда ему хотелось поговорить, брала его за руку, если он нуждался в поддержке. Временами она уже сомневалась, осталась ли у нее собственная воля.

Кроме того, появилась масса практических проблем. Лежа рядом с ним в постели, нельзя было забывать вдыхать и выдыхать. Надо было придумывать объяснения своей бессоннице и постоянно прохладной коже. Что будет, если он заметит, что у нее никогда не отрастают волосы? Или, упаси господи, что у нее не бьется сердце? И как он среагирует на то, что она не беременеет? Она надеялась свести супружеские отношения к минимуму, опасаясь, помимо всего прочего, случайно поранить его, но его желание становилось слишком сильным, чтобы остаться незамеченным, и ей приходилось отвечать на него или просто лежать и терпеть. Как-то ночью она вдруг почувствовала ответный жар собственного желания и попыталась поддержать его, но жар тут же потух, как только она уловила неловкость и ужас мужа. Это была не его вина: она чувствовала, что он огорчен и как-то даже постарался исправить ситуацию, но сделал это с такой мучительной раздвоенностью чувств, что она сама поспешила прервать попытку. В чем тут дело, думала она. Неужели в том, что получать удовольствие почему-то стыдно? Или в том, что она попыталась усилить его?

«Все очень просто, — услышала она незваный голос Джинна. — Это они любят все усложнять».

Нет, она не станет его слушать. Глупо и даже смешно обижаться на Майкла за ее собственное решение. Она отдала всю себя ему и теперь дойдет до конца. Возможно, когда-нибудь она скажет ему правду.