Хелен Уэкер - Голем и джинн

Удивленная женщина посмотрела ей вслед и обнаружила пожилого мужчину, наблюдающего за ней из-за угла овощной лавки. Он, как и она, был одет не по погоде — в черное шерстяное пальто. Из-под пальто выглядывал край белой ленты. Седая борода была аккуратно подстрижена, а лицо под полями шляпы изрезано глубокими морщинами. Он смотрел на нее совершенно спокойно, но в его мыслях явственно слышался страх: Неужели она и вправду то, что я думаю?

Голем поспешно встала и, не оглядываясь, пошла прочь. На пути ей встретилась толпа мужчин и женщин, только что вышедших со станции «Вторая авеню», и она постаралась смешаться с ними. Вместе они пошли вперед по улице, но постепенно толпа редела: люди сворачивали в переулки или заходили в двери домов. Наконец, завернув за угол, она осмелилась оглянуться. Мужчины в черном пальто не было видно.

Успокоившись, она вернулась на улицу и пошла дальше на восток. Здесь воздух опять пах морем, солью, угольным дымом и машинным маслом. Большинство лавок уже было закрыто, а торговцы с тележек упаковывали свой товар: подтяжки и дешевые брюки, кастрюли и сковородки. Что она будет делать ночью? Наверное, найдет какое-нибудь безопасное место и станет ждать утра.

Вдруг, словно удар ножом, ее пронзил чей-то непереносимый голод. Смуглый чумазый мальчишка стоял на краю тротуара, не сводя глаз с торговца, потеющего над своим лотком. Какой-то человек в рубашке протянул ему монету. Торговец отвернул прикрывающий лоток лист пергамента и вытащил наружу кусок теста размером со свой кулак. Мужчина впился в пирожок зубами и, замахав ладонью перед обожженным ртом, двинулся в ее сторону. Голод мальчика сделался еще острее и мучительнее.

Если бы мальчик не был таким голодным, если бы мужчина не проходил так близко и, главное, если бы все пережитое за день не притупило ее чувства осторожности, возможно, она смогла бы сдержаться и уйти прочь. Но ей не повезло. Голод мальчика одолел ее. Ведь еда нужна ему куда больше, чем этому здоровяку.

Еще не успев додумать эту мысль, она вырвала пирожок из пальцев мужчины и протянула мальчику. Через секунду тот уже несся по улице со всей скоростью, на которую был способен.

Мужчина схватил ее за руку.

— Я не понял, ты что это сделала?! — рявкнул он.

— Простите, — начала она и хотела все объяснить, но он уже побагровел от ярости:

— Воровка! Ты за это заплатишь!

На них начали оглядываться. Какая-то старуха подскочила к мужчине.

— Я все видела! — сообщила она, свирепо глядя на Голема. — Она стащила ваш книш и отдала его мальчишке. Что скажешь, деваха?

Женщина испуганно огляделась. Вокруг них уже начала собираться толпа из желающих знать, чем все это кончится.

— Пусть платит! — выкрикнул кто-то.

— У меня нет денег, — пролепетала она.

По толпе пробежал мстительный смех. Они жаждали скандала и жестокой кары для преступницы, их сердитые желания летели в нее, будто брошенные камни.

На минуту женщину охватила паника, но потом так же быстро отпустила. Казалось, время замедлилось и растянулось. Цвета сделались ярче и контрастней, а заходящее вечернее солнце сияло, как в полдень. «Зовите полисмена!» — крикнул кто-то, и чужая речь показалась ей замедленной и неясной. Она закрыла глаза, чувствуя себя будто на край бездонной пропасти, в которую вот-вот свалится.

— В этом нет необходимости, послышался чей-то голос.

Внимание толпы мгновенно сместилось, и пропасть перестала казаться такой уж бездонной. Голем перевела дух и открыла глаза.

Это был тот старик в черном пальто, который наблюдал за ней из-за угла овощной лавки. Он быстро приближался к ней с озабоченным лицом, раздвигая толпу.

— Этого достаточно за ваш книш? — спросил он, вручая здоровяку монету. Потом медленно, чтобы не напугать, он взял женщину за локоть. — Пойдем со мной, милая. — Его голос оказался мягким, но твердым.

Разве у нее был выбор? Либо он, либо распаленная толпа. Нерешительно она сделала шаг туда, куда тянул ее старик. Здоровяк тем временем озадаченно рассматривал монету.

— Здесь слишком много, — буркнул он.

— Тогда пустите оставшиеся деньги на какое-нибудь доброе дело, — посоветовал старик.

Толпа, лишенная развлечения, начала неохотно расходиться. Скоро женщина и старик остались на тротуаре вдвоем. Он еще раз внимательно посмотрел на нее, потом наклонился поближе и вроде бы даже понюхал воздух вокруг нее.

— Так я и думал, — огорченно проговорил он. — Ты голем.

В ужасе она отпрянула и уже собралась бежать.

— Нет, пожалуйста, не надо, — торопливо сказал старик. — Пошли со мной, тебе нельзя просто так бродить по улицам. Кто-то еще может догадаться.

Бежать или остаться? Он все-таки спас ее и совсем не казался сердитым — просто озабоченным.

— Куда мы пойдем? — спросила она.

— Ко мне домой. Это недалеко.

Женщина не знала, стоит ли ему доверять, но он был прав: она не может бродить по улицам вечно. Она решила довериться. Надо ведь доверять хотя бы кому-то.

— Хорошо, — кивнула она.

Они пошли по улице в ту сторону, откуда она пришла.

— Скажи мне, — повернулся к ней старик, — где твой хозяин?

— Он умер в море два дня назад. Мы плыли из Данцига.

— Какое несчастье, — покачал головой старик, и она не поняла, относится это к смерти Ротфельда или ко всей ситуации в целом. — Значит, раньше ты жила в Данциге?

— Нет, раньше я вообще не жила. Хозяин оживил меня уже в море, как раз перед самой своей смертью.

Это удивило его.

— Ты хочешь сказать, что тебе всего два дня от роду? Поразительно. — Он свернул за угол, и женщина последовала за ним. — И как же ты прошла формальности на острове Эллис? Сама?

— А я там не была. Офицер на пароходе начал задавать мне вопросы, потому что у меня не было документов. И я просто прыгнула в воду.

— Похоже, ты довольно сообразительна.

— Я не хотела, чтобы они меня забрали.

— Понятно.

Они все шли назад по тем улицам, которые она уже видела. Солнце давно спряталось за домами, но небо было все еще светлым и распаленным после целого дня жары. Из домов начали снова появляться дети, поужинавшие и предвкушающие последнее перед сном приключение.

Мужчина шел молча. Она подумала, что даже не знает его имени, но не решилась спросить — так глубоко он ушел в свои мысли. Женщина их чувствовала и знала, что во всех присутствует она. Что же мне делать с ней? Вдруг, будто в свете молнии, она увидела себя, поверженную, превратившуюся в бесформенную кучку грязи и глины посреди мостовой.

Она резко остановилась и замерла. Но вместо паники ею овладела глубокая, безнадежная усталость. Может, так будет лучше. Все равно для нее нет ни места, ни смысла в этой жизни.

Старик заметил, что ее больше нет рядом, и в тревоге обернулся: