Александр Бушков - Рельсы под луной

Но вот ведь как может обернуться… С тем, чего вроде бы не должно быть, мне пришлось столкнуться еще раз, хорошо еще, не в качестве зрителя – как слушателю. Меня тогда перевели из части в Вену, в нашу военную комендатуру, где я и увяз до демобилизации, до весны сорок девятого. Но это еще ничего, был риск застрять в армии насовсем – а мне чертовски хотелось назад в университет, военная карьера меня нисколечко не прельщала, был и остался чистейшей воды гуманитарием.

Было так. Австрию, как и Германию, оккупировали войска четырех держав антигитлеровской коалиции, комендатуры взаимодействовали самым активным образом, мне не раз приходилось встречаться с союзниками, в том числе и в неформальной обстановке, за бутылочкой. В отношениях меж нами резкое похолодание наступило в сорок девятом, уже после того, как я демобилизовался, после знаменитой речи Черчилля в Фултоне. А до того какое-то время с союзными офицерами можно было встречаться и за бутылочкой. Особо это не поощрялось, но и прямого запрета не было. Те, кому по должности положено, косо смотрели, конечно. Но многих это не останавливало: впервые в жизни узрели настоящих американцев, англичан, французов, чертовски интересно, какие они в жизни. Мне однажды довелось даже выпить пивка с капитаном-сенегальцем из французской зоны. Я по-французски знал три с половиной слова, а он не говорил ни по-немецки, ни тем более по-русски, но как-то мы хорошо посидели вечерок на пальцах, кивках и улыбках…

Однако сенегалец здесь ни при чем. Историю эту мне рассказал английский майор. Мы с ним часто встречались по службе – и несколько раз неформально, в одном уютном ресторанчике. Интересный был майор. Настоящий английский аристократ – длинная, ничуть не простонародная фамилия, запросто мог мимоходом бросить фразочку вроде «… когда мои предки участвовали в крестовых походах…» Англичан, в том числе и аристократов, я раньше видел только на картинках и в кинохронике. Естественно, впечатления сложились по книгам. Я полагал, что английский аристократ непременно должен быть этаким долговязым, сухопарым, с замкнутым, высокомерным видом, цедить слова по пять в минуту…

Оказалось, ничего подобного. Воспитание в нем чувствовалось, нужно было видеть, как он держался за столом на торжественном обеде в честь дня рождения Сталина, где присутствовали офицеры всех четырех армий. Как он управлялся с многочисленными вилочками-ножиками, с какой великолепной непринужденностью… Порода чувствовалась.

Но вот внешностью он ничуть не походил на тех, кого я себе нафантазировал по книгам. Невысокий такой, широкоплечий крепыш, живой, подвижный, разговорчивый, походивший скорее на одесского морячка – лицо вовсе не простецкое, но ни малейшей чопорности, никакого высокомерия. По-немецки говорил отлично, лучше меня, и даже знал немного по-русски. Кое-кто у нас предполагал, что он разведчик. Вполне может оказаться, почему бы и нет? В любом случае, ко мне он никогда не делал никаких подходцев, не пытался ничего выведать. Кто его знает. Во всех четырех союзных комендатурах разведчиков было – пруд пруди, такое уж место – Вена… Но ко мне он никогда ни с чем таким не подкатывался.

И вот однажды – а выпили мы крепко – разговор как-то сам собой съехал на сверхъестественное. Помню, майор необидно подшучивал над нами – мол, вы, коммунисты, вместе с «эксплуататорами» извели и всех привидений, так что у вас они более не водятся. Что-то в этом роде.

Не рассказывать же ему про тех гусар? Я ответил что-то вроде: никто у нас не мог изводить привидения специально, поскольку мы в них не верим. А как можно изводить то, во что не веришь, чего не бывает? Нет их у нас, и все тут…

Он словно бы посерьезнел и говорит: понимаете ли, капитан, привидений я и сам не видел никогда в жизни. Отчего-то так, к сожалению, сложилось, что наше семейство, в отличие от других, оказалось обделено фамильными призраками. Вот у других…

И, загибая пальцы, рассказал, как обстоит у некоторых других – у кого-то прадедушка регулярно разгуливает по дому, у кого-то беду или смерть члена семьи всегда предвещает неведомо откуда взявшаяся на воротах белая сова… Довольно интересно было слушать. Потом он посерьезнел еще больше и говорит: сам я никогда не видел привидений, хотя в их существование верю ввиду многочисленных свидетельств достойных доверия людей. Но вот однажды был случай…

И рассказал. Передаю, как помню.

Он до конца войны был летчиком-истребителем. И в сорок втором году их часть перебросили прикрывать с воздуха атлантические конвои. Разместили где-то на самом севере Шотландии, совсем недалеко от моря. Он даже названия приводил, но они тогда же начисто выветрились у меня из головы: в английском я не силен до сих пор, в географии британской тоже, тем более названия шотландские, замысловатые, относятся к какому-то захолустью… Ни одного не помню.

Аэродром там построили еще до войны, добротно – с бетонированными дорожками, ангарами, уютными домами для личного состава. Но вот места были, судя по его описанию, глушь не только по английским меркам, но, пожалуй что, и по нашим. Ближайшая деревенька с убогой пивной – километрах в пятидесяти. Ближайший город – и вовсе за тридевять земель. Ни ресторанов, ни кинотеатров, не говоря уж о театрах, ни девушек. Развлечений – никаких. Они иногда компаниями ездили в эту убогую пивную исключительно для того, чтобы оказаться среди людей в штатском, вне аэродромной казенщины. Хоть какое-то напоминание о том, что за пределами аэродрома существует большой мир.

В окрестностях было разбросано с дюжину ферм, живших в основном за счет овцеводства – земля там каменистая, совершенно не подходящая для посадки чего бы то ни было, разве что ячмень сеяли кое-где, на клочках, исключительно для пива. Никаких таких дружеских связей с обитателями ферм люди с аэродрома не поддерживали. Это не Советский Союз – наши ребятки давно бы установили связь с хуторянами, меняли бы на самогоночку то и это, выпивали бы вместе, и все такое прочее. А может, и нет. Будь дело где-нибудь в Прибалтике. Рассказывали мне кое-что переведенные оттуда ребята: хуторяне сами по себе, наши сами по себе, какие тут дружеские связи…

Вот и они по своему положению чем-то напоминали наших в Прибалтике. Они там все поголовно были англичане, а местные не просто шотландцы – шотландцы из глухомани. Та еще публика, морщился майор. Говоря по-нашему, бирюки бирюками, идут, как мимо пустого места, разве что чуть кивнут и буркнут что-то. По-английски если и разговаривает один из дюжины, то понять его едва удается. На всю округу – одна-единственная красивая девушка, но по-английски не говорит вообще, надменная, как сто чертей. Да и друг с другом эти бирюки держались точно так же отчужденно. Ничего похожего на Англию или хотя бы на равнинную Шотландию, говорил майор. Тяжелый народец…