Бенджамин Перси - Красная луна

— Я уже и сам не знаю, во что верить.

— Да, нынче трудно понять, во что верить. Странные настали времена. Я вот что про себя знаю: в мозгу у меня сокращается какая-то мышца, что-то вроде зрачка, этакая диафрагма, и сквозь нее текут образы. Логики никакой, но это все, что я знаю. Хоть что-то.

— Вы говорите прямо как учительница.

— А ты — как малолетний грубиян. — Предсказательница сердито выставляет вперед подбородок, а потом продолжает уже тише: — Хочешь знать, ясновидящая ли я? Да, представь себе, ясновидящая. Я вижу, как однажды в детстве ты столкнулся с другим мальчишкой, прямо посреди поля, когда ловил бейсбольный мяч. Потом три недели хромал. Вижу, как ты лапал девчонку за школой, а потом весь день не мыл руку, все принюхивался к тому загадочному, пьянящему аромату. Вижу, как пристрелил своего первого оленя, вложил палец в рану и облизал. Вижу, как твой отец выбежал под дождь за оставшимся во дворе игрушечным медвежонком, а ты наблюдал за ним в окно. Вижу, что теперь он мертв, на его косточках примостились летучие мыши, это где-то далеко отсюда, в пещере. — Изо рта у миссис Строухакер брызжет слюна. — А если хочешь еще что-нибудь услышать, плати, как и все прочие проходимцы.

— Боже.

— Он тебя не спасет. Во всяком случае, не там, куда ты собрался. — Женщина наклоняет голову, будто заслышав отдаленный звук, и лицо ее смягчается. — Что это за книжка у тебя в кармане?

В нагрудном кармане у Патрика лежит блокнот, тот самый, который он вывез из Республики. Отцовский. Юноша постоянно держит его возле сердца и время от времени трогает рукой. Записная книжка кажется ему живой. Раньше Патрик всегда обращался за советом к отцу. Теперь блокнот подсказывает ему, что делать.

— Там что-то такое, чего я не понимаю. — Старуха вытягивает руку с длинными костлявыми пальцами, под ногтями у нее грязь. — Что в этой книжке?

— Заткнись. Ни слова больше про нее. Я пришел спросить про людей, меня интересуют два человека.

— Скажи, что в книжке, а я скажу тебе все, что ты хочешь знать.

Патрик вытаскивает и кладет на стол мятую пятидолларовую купюру. Она тут же исчезает в рукаве старухи.

— Ну ладно, эти два человека — женщины. Ты хочешь знать, живы они или мертвы. Одна жива, а другая мертва. Это все, что я знаю.

— Да уж, ответ исчерпывающий.

— Ты что-то затеваешь. Наверняка. Что-то невероятно глупое. Так? — Она снова вытягивает руку. — Что тебя там ждет? Что ты хочешь там найти? За забором? Скажи. Пожалуйста, скажи мне.

Костлявая ладонь подвигается еще ближе, и Патрик ударяет по ней кулаком, словно это паук.

Миссис Строухакер вскрикивает, и все в баре оборачиваются.

— Эй! — вопит бармен.

Но больше никто ничего сказать не успевает: Гэмбл встает, сдергивает с крюка дождевик и стремительно выходит на улицу. В распахнутую им дверь залетает порыв ветра и разом гасит все свечи.

Дождь усилился. Он барабанит по дождевику, пронзает холодными иголками кожу. Патрик то и дело оглядывается через плечо: не идет ли кто следом. Ему кажется, будто сейчас позади на дороге возникнет слепая старуха, а из катаракт на ее глазах проклюнутся пауки.

Дважды он проверяет в кармане блокнот: не пропал ли тот каким-нибудь неведомым образом. Гэмбл столько всего там вычитал. Во-первых, оказывается, отец экспериментировал не только с нейроблокиратором люпекса. В книжечку вложены распечатки с разных веб-сайтов. Статьи о нейродегенеративных заболеваниях, вызываемых прионами: болезнь Крейтцфельдта — Якоба, спорадическая фатальная инсомния, лобос. Ими можно заразиться, поев мяса инфицированных животных, во время полового акта и другими путями. Прионные заболевания на настоящий момент неизлечимы. Патоген очень трудно уничтожить, он устойчив как к тепловому воздействию, так и к ферментам.

Отец исписал мелким квадратным почерком десятки страниц — писал о штаммах, патогенах, комплементзависимой цитоксичности. Все это для Патрика словно китайская грамота.

Последняя страница выдрана, от нее остался только обрывок. А на этом обрывке — часть электронного адреса Кита Гэмбла. Отец был страшно подозрительным. Он бы не стал писать Патрику со своего армейского адреса, потому что был убежден: все письма проверяют. Папа постоянно менял пароли на кредитках и пассажирских карточках авиакомпаний — боялся, что кто-нибудь взломает его компьютер.

Сначала Патрик не обратил внимания на эту последнюю страницу, но потом почему-то вернулся к ней. Однажды в дождливую погоду он снял с себя промокшую одежду и заметил, что на совершенно белой ноге отпечатался узор от носка. Долго-долго Гэмбл смотрел на эти красные отпечатки, а потом достал блокнот, взял карандаш и аккуратно заштриховал предпоследнюю страницу. И поверх написанных там слов проступили другие — отпечаток букв с вырванного листа. Сначала казалось, что разобраться в этой мешанине невозможно, но потом Патрик разглядел несколько перечеркнутых слов: пиво, закваска, Калифорния. Пароли. Отец забывал пароли и потому записывал их сюда. Последнее слово в столбике, единственное не перечеркнутое, — Патрик. Его имя — это ключ.

После возвращения из Республики Патрик написал Нилу Десаи, но не получил ответа. Профессор числился пропавшим без вести. Тогда Патрик попытался заставить военных и «Google» передать ему пароли от отцовских почтовых ящиков. Но они отказались: сначала нужно было официально признать Кита Гэмбла мертвым, и только тогда к его сыну перешли бы права наследования.

Но теперь у него был пароль. Теперь Патрик знал все, что нужно.

Он снова оборачивается, и на этот раз действительно замечает что-то позади: дождливую ночь освещают фары. Гэмбл отходит на обочину и вскидывает руку с поднятым большим пальцем. В таких фургонах обычно ездят врачи и медсестры.

Машина останавливается. Молния окрашивает все вокруг в бледно-голубой цвет. Дождь заливает лицо. Полуослепший от вспышки, Патрик открывает дверцу.

— Да залезай уже! — кричит женский голос.

Отряхнув дождевик, Гэмбл скидывает капюшон. И женщина изумленно ахает.

Он узнает ее не сразу. На улице темно, идет дождь. А она в мешковатой военной форме. А потом в глаза бросаются рыжие, цвета отравленного яблока, волосы. Короткое каре. Заткнутая за ухо прядь. Улыбка. Малери.

— Это ты, — говорит Патрик.

Он уже одной ногой стоит в кабине, а рукой схватился за приборную доску. Но, узнав ее, тут же вылезает обратно на залитое дождем шоссе.

— Нет, спасибо. Лучше пройдусь пешком.

Как так случилось? Может быть, все дело в том, что она бросается за ним следом, торопливо просит прощения, называет себя дурой, такой ужасной дурой. Может быть, во всем виноваты страшный ливень и раскаты грома вдалеке. Или его одиночество. Или страх, преследовавший его от самого бара. Но в конце концов Патрик говорит: «Ладно!» И она подвозит его на базу, а час спустя он трахает Малери, усадив ее на раковину в туалете, и смотрит при этом в глаза своему собственному отражению.