Бенджамин Перси - Красная луна

Патрик сидит за кухонным столом. В голове у него туман. Почти всю ночь Гэмбл провел на полу, прислонившись спиной к запертой двери своей комнаты, с бейсбольной битой на коленях. Несколько минут назад кто-то внизу включил душ, и Патрик проснулся и спустился по лестнице на первый этаж.

Теперь он ест кукурузные хлопья и пьет какао. Мать цокает по коридору каблуками. На ней кремовая блуза, на которой очень красиво смотрится жемчужное ожерелье, и черный брючный костюм.

— Хорошо выглядишь.

Она приседает в шутливом реверансе, но потом вдруг морщится и принимается растирать колено.

— Что случилось?

— Суставы болят. Видимо, старею.

Патрик говорит, что слышал прошлой ночью какой-то странный шум. Но не рассказывает, как обошел весь дом с бейсбольной битой в руках, как увидел ее пустую спальню и распахнутую заднюю дверь, покачивавшуюся на ветру. Снежинки залетали в комнату и таяли на пороге.

Тогда он хотел набрать телефон службы спасения, но внезапно наткнулся на полученную еще до обеда эсэмэску и вспомнил: сегодня же мать ночует не дома. Осталась у друга. «Надо помочь — большие неприятности. Постараюсь вернуться утром». У Патрика в голове весь день был такой кавардак, что он совсем забыл об этой эсэмэске.

Мать перестает массировать колено и на какое-то мгновение замирает. Потом идет в кухню, открывает ящик, гремит вилками и ложками, но так ничего и не достает.

— Думаю, ничего страшного. Знаешь, как в кино обычно говорят: это всего лишь ветер.

— И всегда оказывается, что это совсем даже не ветер.

Она натянуто улыбается, вытаскивает из холодильника пакет с апельсиновым соком, а из буфета — стакан, наливает и делает большой глоток.

— У меня слегка поменялись планы. Сегодня я не ночую дома.

Опять. В последнее время это повторяется все чаще, мама раза два, а то и три в неделю не ночует дома. Патрик вспоминает того худого мужчину, который небрежно кивнул ему с крыльца. А еще тот случай, когда посреди рабочего дня засек ее машину, направляющуюся в Можжевеловый Ручей.

— А в чем дело?

— Конференция.

— Снова? Но сегодня же священный день полнолуния.

— Ну так что. — Она, опустив глаза, старательно обрывает заусенец. — Дела не ждут.

И тут Патрик замечает у нее на щеке под слоем тонального крема синяк.

— Это кто тебя так? — спрашивает он, легонько дотронувшись до своего собственного лица.

— Никто. Сама виновата. На днях показывала клиентам дом и врезалась в открытую дверь. Ужасно глупо вышло. И неловко.

На кухне у них стоит плазменный телевизор. Мама берет пульт и жмет на кнопку. Сперва раздается звук, и уже потом появляется изображение.

«А что хуже всего?» — спрашивает голос из темноты. И возникает Андерсон Купер в пуховике. Он сейчас находится в Волчьей Республике, берет интервью у солдата. Уши у журналиста покраснели, а лицо обветрилось. Беседа происходит на фоне точно такого же белого пейзажа, какой видно сейчас из их окна.

«Что хуже всего? — переспрашивает солдат. На нем зимняя камуфляжная форма — белая с черными и серыми пятнами. Из-за громоздкого шлема и огромных очков лица толком не разглядеть. — Пожалуй, тащить своего товарища на носилках к вертолету».

Дальше следует экскурс в историю: Купер рассказывает, как в Республике сосуществуют представители разных культур, которых объединила болезнь. Чейз Уильямс, губернатор Орегона, недавно назвал это место «самым большим в мире лепрозорием». Здесь почти все заражены, кроме американских военных. Некоторые семьи живут в Республике уже на протяжении нескольких поколений, но каждый день сюда в поисках дома прибывают все новые иммигранты.

Камера показывает Туонелу. Это крупнейший в стране урановый рудник, главный поставщик США. Купер в защитном костюме отправляется на экскурсию. Его голос за кадром описывает отношения Америки и Волчьей Республики, причем ведущий напирает на то, что они строятся на взаимовыгодной основе. А небольшая группа ликанских боевиков-экстремистов грозит поставить это сотрудничество под угрозу.

Мать выключает телевизор и бормочет себе под нос что-то насчет того, что, мол, хороших вестей от журналистов сроду не дождешься.

— С твоим отцом все будет хорошо, Патрик. Уж поверь мне: кто-кто, а он сможет о себе позаботиться… Даже не сомневайся: с твоим отцом — полный порядок.

«А с моей матерью?» — чуть было не спрашивает он.

Мама надевает куртку, шарит по карманам в поисках ключей и напоследок бросает через плечо:

— Пока.

Патрик молча смотрит на потемневший экран телевизора. Потом достает мобильник. От отца уже три дня никаких вестей. Последнее электронное письмо было очень странным: «Прорыв!» И все, одно только слово. Может, это название какой-то операции? Он послал в ответ три вопросительных знака, но отец больше ничего не написал.

Патрик быстро набирает очередную эсэмэску: «Ты там как? Я не очень понял насчет прорыва». После некоторого раздумья добавляет: «У нас тут все замечательно». Это неправда, но у отца и своих забот полон рот: ему, например, нужно постараться не погибнуть.

Когда Мириам обнаруживает, что коттедж пуст, снег уже не идет. В желудке у нее мерзко, а голова просто раскалывается, но ей все же удается сосредоточиться. Ну и неслух же эта девчонка! Подросток, что с нее возьмешь — они все в этом возрасте такие. Мириам стоит на крыльце и, щурясь от сверкающего снега, вглядывается в цепочку следов, ведущую к лесу. На другом конце цепочки — Клэр. Именно так Мириам себя и успокаивает. Она надевает куртку, втискивается в теплые сапоги, берет с комода «глок» и торопливо выходит на улицу. После вчерашнего ее выворачивает на снег. Она торопливо вытирает рот рукавом и шагает дальше.

Вокруг царит та особенная тишина, когда кажется, будто весь мир затаил дыхание и ждет. Только снег скрипит под ногами, мягко осыпается с веток, с тихим шорохом стелется по земле. Следы Клэр наполовину засыпало. Что бы она делала, если бы снег все еще шел? Если бы следы совсем замело? Мириам старается об этом не думать. Лучше не думать о самом худшем.

Но худшее все-таки случилось. Это становится понятно возле сломанной сосны. Следы племянницы исчезают в том месте, где в воздух взлетел целый сугроб. Мириам долго не двигается с места, судорожно дыша через нос, а потом обходит снежное месиво. Цепочка следов ведет в лес. У Клэр такой же размер обуви, как и у нее самой. Но эти следы в два раза больше: Мириам ставит в один ногу, и ее сапог кажется ужасно маленьким.

Магог жив. Тогда она выстрелила в потолок, и великан рухнул на землю. Тела Мириам не нашла, зато обнаружила лужу крови и почему-то решила тогда, что он погиб.

Но Магог не погиб и пришел за Клэр. Это случилось уже давно, но она все еще чует их обоих: едва уловимые запахи словно отпечатались в воздухе. Мириам падает на колени и набирает в ладонь горсть запятнанного кровью снега. Сжимает пальцы и лепит маленький красный снежок.