Бенджамин Перси - Красная луна

— Да ты, похоже, совсем слетел с катушек, — заявляет он коротышке-блондину.

— Кое-кто говорит то же самое про тебя, — отвечает тот писклявым голосом, скрестив руки на груди.

Мужчина с татуировками принимается что-то оживленно ему объяснять. Но Клэр не улавливает сути. Что-то насчет горячих источников и глупых и опрометчивых поступков, в результате которых коротышка подвергает их всех риску. Потом он оглядывается на Клэр и предупреждает:

— И впредь не смей ее трогать.

— Что, даже пощупать нельзя? Даже одним глазком заглянуть малышке между ног?

Наконец-то Клэр вспоминает, где видела человека с татуировками: на обложке книги под названием «Революция». Да это же Джереми Сейбер, муж Мириам и ее родной дядя.

— Я тебя предупредил, Пак! Лучше не нарывайся! — Джереми с трудом сдерживает гнев.

— А если я все-таки трону девчонку?

— Тогда я трону тебя. — И Сейбер поднимает руку — не для удара, а просто чтобы подкрепить свои слова. Вытатуированные волки подобрались, готовясь к прыжку.

Великан все это время стоял неподвижно, слившись со стенкой пещеры, словно бы превратившись в чудовищный сталагмит, который сотни лет растили из каменного пола бесконечные ядовитые капли. Но тут он мгновенно оживает и, шагнув вперед, оказывается между Паком и Джереми. Дядя (очень странно его так называть, даже мысленно) внезапно кажется рядом с ним очень-очень маленьким.

В тот момент, стоя на ведущей в подвал лестнице, Патрик не знал, что, когда шестнадцать лет назад его мать отправилась на прогулку в заповедник Джона Мьюра, какой-то бездомный бродяга внезапно выскочил на тропинку и укусил ее. Бродяга оказался ликаном, не принимающим люпекс. Такие случаи в наши дни происходят не чаще, чем нападение акулы на человека, но каждый раз из-за них устраивают шумиху в СМИ, пугают зрителей и читателей и два дня кряду разглагольствуют по телевизору и в передовицах газет о необходимости принудительного лечения.

Не знал Патрик и того, что именно по этой причине родители его и вынуждены были развестись. Инфекция оказалась для брака гораздо опаснее, чем политические или религиозные разногласия. Из-за приема люпекса у матери началась депрессия, лицо посерело, пропал аппетит. И однажды, когда сын начал капризничать, она разбила его стакан с молоком о стену и швырнула на пол тарелку с кукурузными хлопьями. В конце концов мать решила, что ребенку будет без нее значительно проще и безопаснее. Но теперь ей уже лучше. Конечно, она по-прежнему больна, но пребывает в гораздо лучшем психологическом состоянии: научилась справляться с приступами и трансформируется только по желанию. Поэтому Патрику ничего не угрожает. Иначе бы она просто не позволила сыну приехать.

Тот мужчина — врач-терапевт. Они встречаются уже два года. Познакомились в чате для одиноких ликанов и влюбились друг в друга. Его укусил инфицированный лобосом пациент. Он подделывает ее анализы крови и таким образом избавляет от приема люпекса.

Но все это Патрик узнает потом.

А сейчас он выбегает из дома в Можжевеловом Ручье и, увязая в снегу, мчится к джипу. Запрыгивает внутрь, захлопывает дверь и едет куда-то, не разбирая дороги, едет несколько часов подряд, постоянно бросая взгляды в зеркало заднего вида, будто кто-то вот-вот выпрыгнет из леса и погонится за автомобилем. Он не знает, куда едет, но не может остановиться. Ему нужно оказаться подальше от того места. Но вот сердце перестает стучать как бешеное, сведенные судорогой мышцы чуть расслабляются, а глаза начинают закрываться от усталости. Гэмбл сворачивает на стоянку для грузовиков, и там сон наконец набрасывает на его голову свой черный мешок. Патрик падает лицом прямо на руль.

Через какое-то время он просыпается и едет домой. Лобовое стекло покрылось изнутри изморосью от его дыхания. Мать ждет в гостиной, сидя на диване. На ней джинсы и худи, лицо без макияжа смотрится странно и непривычно: бледное, чуть распухшее и все в синяках.

— Ты не очень хорошо выглядишь, — говорит Патрик, едва сдерживая дрожь.

— Я всегда так выгляжу. — Без макияжа, без маски — вот что она подразумевает. — Между прочим, у тебя и у самого-то видок, прямо скажем, не ахти.

Патрик вымученно улыбается в ответ на ее вымученную улыбку:

— Я почти не спал этой ночью.

— Я так и подумала.

Мама хлопает рукой по дивану, приглашая сына подойти и сесть рядом: сейчас она все объяснит.

Патрик решает прогулять школу. Сегодня он точно не сможет сосредоточиться. Как теперь смотреть в глаза учителям и одноклассникам, сидеть на бесконечно длинных уроках, писать контрольную по математике и болтать за обедом с Максом? За прошедшие несколько часов Патрик Гэмбл совершенно перестал понимать, кто он такой.

Первую половину дня он проводит вместе с матерью. А потом, оставшись в одиночестве, забирается в свой джип. Его слегка колотит, во рту — горьковатый привкус, похожий на прогорклый кофе. Солнце теперь так рано садится. Олд-Маунтин уже окутала темнота. Гэмбл проезжает мимо стройки: очередной новый район. Грузовики, тракторы, подъемные краны, остовы недостроенных домов, отбрасывающие в свете фар призрачные тени. Строители явно работают сверхурочно, торопятся побольше успеть сделать до конца ноября.

Посреди города возвышается Лава-Бьют — настоящий конус из пепла. Патрик неожиданно для себя выворачивает руль и выезжает на дорогу, которая, завиваясь спиралью вокруг горы, ведет на самую вершину. И сам недоумевает: вот какого черта он, спрашивается, туда поперся? И отвечает себе: ну как же, если хочешь увидеть всю картину, нужно забраться на самый верх! Дорогу давно не чистили, и колеса скользят — повсюду гололед.

Наверху Патрик вылезает из «вранглера» и садится на капот автомобиля. Солнце окончательно угасает, всходит луна, появляются звезды. Внизу мерцает огнями город. Словно огромный пруд, в котором отражается небо. Гора плывет среди этого пруда одиноким островом.

Он спросил мать: каково это — трансформироваться? Она улыбнулась и чуть вздрогнула. Сказала, здорово. Хотя первые несколько раз не очень. Поначалу просыпаешься вся съежившаяся и голая, в синяках и царапинах, с посиневшими губами, судорожно втягиваешь воздух и удивленно щуришься от солнца. Это как похмелье: не совсем понятно, что именно произошло накануне, где ты была, что делала. А потом вдруг словно бы что-то щелкает, и память о предыдущей ночи возвращается.

Со временем учишься контролировать трансформацию. И тогда все меняется. Это как снова стать ребенком: единственные мгновения, когда живешь по-настоящему, ничем не скованная, движимая лишь голодом.

Внизу под горой — та самая стройка, похожая из-за синих огоньков на подводный город. Приглушенно гудят тракторы и погрузчики, визжит циркулярная пила, стучат молотки, перекрикиваются рабочие, водитель грузовика громко сигналит, давая задний ход. С каждым днем старый город становится все меньше похож на себя. Тот самый город, в котором выросли Макс, его отец и дед. Вместо заводов теперь повсюду многоквартирные дома, вместо перекрестков — круговые развязки. Кого тут только нет: белые, черные, мексиканцы, азиаты, ликаны. Все изменилось. Впервые Патрик понимает, какой Макс на самом деле маленький и ничтожный, насколько тщетны все его попытки сопротивляться переменам.