Ричард Матесон - Я — легенда

Она тяжело вздохнула.

— А говорят, что мы выиграли эту войну.

— Ее никто не выиграл.

— Комары выиграли.

Он едва заметно улыбнулся.

— Похоже, что они.

Некоторое время они сидели молча, звяканье его вилки да стук чашки о блюдце нарушали утреннюю кухонную тишину.

— Ты заходил сегодня к Кэтти? — спросила она.

— Только что заглянул. Она прекрасно выглядит.

— Хорошо.

Она изучающе посмотрела на него.

— Я все думаю, Боб, — сказала она, — может быть, отправить ее на восток, к твоей матери, пока я не поправлюсь. Это ведь может оказаться заразно.

— Можно, — с сомнением отозвался он. — Но если это заразно, то там, где живет моя мать, вряд ли будет безопаснее.

— Ты так думаешь? — Она выглядела озабоченной.

Он пожал плечами:

— Не знаю, лапа. По-моему, ей здесь вполне безопасно. Если обстановка вокруг будет ухудшаться, мы просто не пустим ее в школу.

Она хотела что-то сказать, но остановилась.

— Хорошо.

Он посмотрел на часы:

— Мне бы надо поторапливаться.

Она кивнула, и он быстро доел остатки завтрака. Пока он осушал чашку кофе, она спросила его про вчерашнюю газету.

— В спальне, — ответил он.

— Есть что-нибудь новенькое?

— Ничего. Все то же самое. Так по всей стране, то здесь, то там. Микроба они пока обнаружить не смогли.

Она прикусила нижнюю губу.

— И никто не знает, что это?

— Сомневаюсь. Если бы знали — если бы хоть кто-нибудь знал — они бы непременно сообщили.

— Не может этого быть — чтобы никто не имел понятия…

— Понятие у каждого свое. Да что с того толку.

— Но что-то они говорят?

Он пожал плечами:

— Все бактериологическое оружие находится под контролем…

— Ты не думаешь, что это?..

— Бактериологическое оружие?

— Да.

— Но война-то закончилась.

— Боб, — внезапно сказала она, — как ты думаешь, тебе надо идти на работу?

Он вымученно улыбнулся:

— А что еще делать? Нам же надо что-то есть.

— Знаю. Но…

Он через стол дотянулся до нее и почувствовал, как холодна ее рука.

— Лапушка, все будет хорошо, — сказал он.

— Ты думаешь, Кэтти надо отправлять в школу?

— Думаю, да. Пока не было заявления правительства о закрытии школ, я не вижу причины держать ее дома. Она абсолютно здорова.

— Но там, в школе все дети…

— Я все-таки думаю, что так будет лучше, — сказал он.

Она тихо вздохнула.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему.

— Что-нибудь еще, пока я не ушел? — спросил он.

Она покачала головой.

— Сегодня не выходи из дома, — сказал он. — И ляг в постель.

— Ладно, — ответила она, — как только отправлю Кэтти.

Он погладил ее по руке. На улице сигналил автомобиль. Глотнув остатки кофе, он забежал в ванную сполоснуть рот, достал из стенного шкафа пиджак и, на ходу натягивая его, поспешил к выходу.

— Пока, лапушка, — сказал он, целуя ее в щечку. — Все это того не стоит. Ну, будь.

— Пока, — сказала она. — Будь осторожен.

Он пересек лужайку, чувствуя на зубах остатки висящей в воздухе песчаной пыли. Ее назойливый запах остро щекотал ноздри.

— Привет, — сказал он, садясь в машину и захлопывая за собой дверь.

— Приветствую, — отозвался Бен Кортман.

«Вытяжка из сока «Allium Sativum», рода луковых, к которому относятся чеснок, черемша, лук-шалот и лук-резанец. Светлая жидкость с резким запахом, содержащая несколько разновидностей аллил-сульфидов. Приблизительный состав:

вода 64,6

белок 6,8

жир 0,1

карбогидраты 26,3

клетчатка 0,8

зольный остаток 1,4».

Именно это. Он встряхнул в кулаке розовый кожистый зубчик — один из тех, что он тысячами развешивал на окнах своего дома. Уже семь месяцев он мастерил эти проклятые низанки и развешивал их, абсолютно не задумываясь над тем, почему они отпугивают вампиров. Теперь он знал, почему.

Он положил зубок на край раковины. Черемша, лук-шалот, лук-резанец. Будут ли они действовать так же, как и чеснок? Он будет выглядеть идиотом, если это окажется так: когда он искал, на десятки миль в округе не оказалось чеснока, в то время как лук рос повсюду.

Он положил зубчик на плоскость тесака, раздавил его в кашу и принюхался к запаху выступившего каплями маслянистого сока.

Ну, и что же дальше? Ведь он не нашел в своих воспоминаниях ни разгадки, ни ключа к происходящему. Лишь разговоры о насекомых-переносчиках, о вирусах. Он был уверен, что дело не в этом.

Правда, из прошлого всплыло не только это: захлестнувшая его боль воспоминаний с каждым словом вонзалась в его плоть. Старые раны раскрылись и кровоточили воспоминаниями о ней.

Остановиться! Пора было остановиться. Его кулаки сжались. Он закрыл глаза и долго безуспешно пытался вернуться в настоящее. Былые ощущения ожили в нем, пробуждая тоску плоти по прошлому. Реальность поблекла и отступила на второй план. Помогло только виски — он пил, пока воспоминания не превратились в фарс, пока боль души и скорбь не растворились в алкоголе, пока не затянулась кровоточащая рана памяти.

Ладно, дьявол с ним, — сказал он себе, пытаясь сосредоточиться, — надо что-то делать.

Он отыскал взглядом абзац, на котором остановился.

Так. Вода — не то? — спрашивал он себя. — Конечно, нет. Смешно. Вода содержится практически всюду. Тогда — белок? Нет. Жир? Нет. Карбогидраты? Клетчатка? Тоже нет. Но что тогда, что?

«Характерный запах и вкус чеснока определяются специфическим маслом, составляющим около 0,2 % веса, состоящим в основном из аллил-сульфида и аллил-изотицианата».

Может быть, это и был ответ.

И далее:

«Сернистый аллил может быть получен нагреванием горчичного масла с сернистым калием до температуры 100 °C».

С возгласом бессильной ненависти он откинулся на спинку кресла.

Где же взять это чертово горчичное масло? И сульфид калия? И какое оборудование понадобится для изготовления?

Умница, — похвалил он себя. — Ты сделал первый шаг. Но — увы — споткнулся и как следует расквасил себе физиономию.

Он с отвращением вскочил и направился к бару. Откупорив бутылку, он поймал себя на полудвижении, не наполнив бокала.

Нет, ради господа, — он отставил бутылку, — ты же не выберешь этот путь слепца, скатывающегося к бездумному, бесплодному существованию в ожидании старости или несчастного случая. Ты должен бороться. На карту должно быть поставлено все, в том числе и жизнь, и ты должен либо найти ответ — либо проиграть.

Часы показывали десять двадцать. Нормальное время. Он решительно направился в холл и раскрыл телефонный справочник.

Инглвуд — там было то, что ему нужно.

Через четыре часа, когда он вышел из-за лабораторного стола, шея у него болела и не разгибалась, но зато у него в руках был шприц с подкожной иглой, наполненный сернистым аллилом.