Энн Райс - Вампир Лестат

У меня едва не начался приступ истерического смеха. Сдерживаясь из последних сил, я затряс головой.

– Хочу также сказать, что вы произвели своего рода революцию в лексике посетителей задней комнаты, – добавил он с насмешливой торжественностью, не в силах, однако, сохранить совершенно серьезное выражение лица.

– Что ты имеешь в виду?

– Темный Обряд, Темный Дар, Путь Дьявола – эти недоделанные существа, которые никогда не были настоящими вампирами, только и повторяют эти выражения. Несмотря на то что они совершенно не желают признавать твою книгу и обвиняют тебя во всех грехах, они тем не менее пользуются ею как примером для подражания. Навешивают на себя тонны египетских украшений. Черный бархат снова вошел в моду.

– Потрясающе! – воскликнул я. – А как выглядят эти места встреч?

– Они напичканы разного рода снаряжением и символикой вампиров. Постеры фильмов о вампирах украшают все стены, а сами фильмы постоянно крутят там на больших экранах. Чтобы посмотреть регулярно демонстрируемое там идиотское шоу, приходят толпы смертных. В основном это люди с артистическими натурами – актеры, юнцы-панки, художники. Они вставляют себе пластиковые клыки и наряжаются в черные плащи. Нас они даже не замечают. В сравнении с ними мы кажемся серыми и скучными. В полумраке среди бархатных нарядов и египетских драгоценностей на нас просто не обращают внимания. Мы практически невидимы. Конечно же, нам нет никакого дела до смертных завсегдатаев. Мы приходим в бары вампиров за новостями. Во всем христианском мире бары вампиров – наиболее безопасные места для смертных. Убивать их в таких барах запрещено.

– Странно, что никто не подумал об этом прежде, – сказал я.

– Почему же? Эта идея приходила кое-кому в голову и раньше, – возразил он. – В Париже таким местом был Театр вампиров.

– Да, правда.

– Примерно месяц назад по явкам вампиров прошел слух о твоем возвращении. Сначала говорили о том, что ты охотишься в Новом Орлеане, а потом стали известны твои намерения. Бессмертные раздобыли самые первые экземпляры твоей автобиографии. Кроме того, постоянно слышались разговоры о ваших видеофильмах.

– Но почему я никогда не встречал вампиров в Новом Орлеане?

– Потому что вот уже около полувека Новый Орлеан является территорией Армана. Никто не осмеливается охотиться там. Вампиры узнали о тебе от смертных, новости пришли из Лос-Анджелеса и Нью-Йорка.

– Я не видел Армана в Новом Орлеане.

– Знаю, – ответил он, и я почувствовал его беспокойство и смущение, ощутил, как сжалось его сердце. – Никто не знает, где сейчас Арман, – несколько вялым голосом продолжал он. – Но когда он еще жил там, он убил нескольких из молодых. А потому Новый Орлеан оставили в полном распоряжении Армана. Говорят, что многие старые вампиры так поступают – уничтожают молодых. Даже обо мне говорят то же самое. Но это неправда. Охотясь в Сан-Франциско, я веду себя как призрак. Я не беспокою никого, кроме, конечно, моих несчастных жертв.

Должен признаться, что его слова ничуть меня не удивили.

– Нас слишком много, – сказал он. – Нас всегда было слишком много. И часто между нами происходят войны. Общество, существующее в том или ином городе, дает возможность троим-четверым наиболее могущественным из нас договориться между собой о том, чтобы не уничтожать друг друга, и распределить территории в соответствии с законами.

– Законы всегда были одними и теми же.

– Теперь они во многом изменились. Стали более строгими. Нельзя, например, оставлять следы. Ни один труп не должен быть найден.

– Естественно.

– В мире, где существуют фотография, видеосъемка и электронные микроскопы, не должно быть оставлено ни одного свидетельства, ни одного следа, пригодного для исследования. Нельзя допускать ничего такого, что может привести к аресту, заключению в тюрьму или получению смертными любых подтверждений нашего существования.

Я кивнул. Но сердце мое билось как сумасшедшее. Мне нравилось быть отступником, тем, кто нарушил все до единого законы. И кроме того, разве сами вампиры не пользуются моей книгой как примером для подражания? Все так. Колеса завертелись, машина пущена в ход.

– Лестат, тебе кажется, что ты знаешь и понимаешь все. Но так ли это на самом деле? – спокойно и терпеливо спросил он. – Стоит только получить им в свое распоряжение хоть крошечный кусочек нашей плоти, исследовать его под микроскопом, и в мире смертных будет положен конец любым спорам о правдивости легенд о нас и связанных с ними предрассудках. Все неопровержимые доказательства окажутся в руках людей.

– Я так не думаю, Луи. Все не так просто.

– У людей есть все средства, чтобы определить нашу сущность, классифицировать нас и поднять на борьбу с нами все человечество.

– Нет, Луи. Современные ученые ведут себя не лучше всякого рода колдунов прежних веков – они постоянно воюют между собой. Ведут бесконечные споры по самым элементарным и очевидным вопросам. Ты можешь положить по кусочку нашей сверхъестественной плоти под все микроскопы мира, но даже тогда публика не поверит ни единому слову.

Он с минуту размышлял над моими словами.

– А если одного из нас поймают? – наконец промолвил он. – Если кто-то из нас живым окажется в их руках?

– Даже это ничего не изменит. И потом, каким образом им удастся схватить, например, меня?

Сама мысль, однако, показалась мне забавной. Преследование, борьба, возможное пленение и побег… ах, как все это интересно!

На лице его появилась странная улыбка. Он смотрел на меня и с неодобрением, и с восторгом.

– Ты еще более безумен, чем прежде, – чуть слышно произнес он. – Еще более безумен, чем в те времена, когда бродил по Новому Орлеану и намеренно задевал прохожих.

Я рассмеялся, однако быстро успокоился. Скоро наступит утро. У меня еще будет время посмеяться, когда завтра вечером я поеду в Сан-Франциско.

– Луи, – сказал я, – я все хорошо продумал. Начать настоящую войну со смертными гораздо сложнее, чем ты думаешь…

– А ты твердо намерен ее начать? – перебил он меня. – Причем неважно – со смертными или бессмертными? С любым, кто встанет на твоем пути?

– А почему бы и нет? Пусть война начнется. И пусть люди попробуют уничтожить нас, так же как уничтожили всех других своих дьяволов. Пусть попробуют стереть нас с лица земли.

Он смотрел на меня с тем выражением почтения, обожания и в то же время недоверчивости, которое я видел на его лице уже тысячи раз. И каждый раз это выражение ставило меня в тупик.

Однако небо над нашими головами начало светлеть, звезды постепенно исчезали. До наступления весеннего утра оставалось буквально несколько минут.

– Ты и в самом деле хочешь, чтобы все это произошло? – спросил он, и тон его был мягче, нежнее, чем прежде.