Стивен Кинг - Корпорация «Бросайте курить» (сборник)

– По-моему, ты это все сочинила. От первого до последнего слова.

Элис положила перед собой досье.

– Здесь все материалы, Лиз. Возможно, кое-что из этого суд изъял бы из дела за недоказанностью состава преступления, но агент уверен: людям, с которыми он встречался, не было смысла говорить неправду. Эд-старший называл сына «мой талисман». Поначалу никто особенно не возражал против присутствия ребенка за игорным столом, хотя это было нарушением закона. Слишком желанным клиентом считался Эд-старший. Со временем, однако, тот перешел на рулетку, причем ставил исключительно на «чет-нечет» или «красное-черное». Так вот, к концу года перед мальчиком закрылись двери всех казино. Тогда его отец переключился на другую игру.

– Какую же?

– Биржу. В шестьдесят первом, когда Хамнеры перебрались в Лос-Анджелес, они снимали клетушку за девяносто долларов, и глава семьи ездил на подержанном «шевроле». Спустя шестнадцать месяцев они уже жили в собственном доме в Сан-Хосе; Эд-старший оставил работу и разъезжал на новехоньком «сандербёрде», а его жена на «фольксвагене». Да, закон запрещает несовершеннолетнему находиться в казино штата Невада, но на биржевые ведомости запрета, как ты понимаешь, не существует.

– Ты намекаешь на то, что Эд… что он мог… Элис, ты с ума сошла!

– Ни на что я не намекаю. Разве только на то, что он, по-видимому, знал, чего хочет его отец.

Я знаю, чего ты хочешь.

Элизабет вздрогнула: ей показалось, будто эти слова кто-то шепнул ей прямо в ухо.

– Последующие шесть лет с небольшими перерывами миссис Хамнер провела в различных психолечебницах с диагнозом «нервное расстройство», однако, по словам санитара, с которым говорил агент, это был самый настоящий психоз. Она утверждала, что ее сын – прихвостень дьявола. В шестьдесят четвертом году она пырнула его ножницами. Пыталась убить. Она… Лиз? Лиз, что с тобой?

– Мне продолжать?

– Почему бы и нет? Хуже уже не будет.

– В шестьдесят восьмом году его мать вышла из дорогой клиники в долине Сан-Джоакин. Они втроем отправились путешествовать. На трассе 101-го шоссе есть стоянка для пикника, там они сделали привал. Пока Эд-младший собирал хворост для костра, миссис Хамнер разогнала машину и вместе с мужем сиганула с высокого утеса в океан. Не исключен вариант, что она рассчитывала сбить машиной собственного сына. Эду тогда было почти восемнадцать. От отца ему осталось наследство – ценные бумаги на сумму один миллион долларов. Через полтора года Эд перебрался на Восточное побережье и поступил в наш колледж. Вот, собственно, и вся история.

– Новых трупов в шкафу не предвидится?

– Тебе этого мало?

Элизабет прошлась по комнате.

– Теперь понятно, почему он избегал разговоров о своих родителях. Тебе непременно надо было разворошить их могилы, да?

– Предпочитаешь ничего не видеть. – Элис смотрела, как Лиз надевает платье. – Сейчас ты, конечно, к нему?

– Угадала.

– Ты ведь его любишь.

– Вот именно.

Элис подошла к подруге и слегка встряхнула ее за плечо.

– Ты можешь на секунду поджать свои коготки и просто подумать? Эд Хамнер обладает способностями, о которых мы, обычные люди, можем только догадываться. Он помог своему отцу развернуться на рулетке, а после озолотил, играя на бирже. Видимо, он обладает даром внушения. Может, он экстрасенс. Или ясновидящий. Не мне судить. Но что такие, как он, существуют – это факт. Лиз, неужели ты еще не поняла – ведь он заставил тебя полюбить его.

Лиз медленно повернулась к Элис.

– Это уже ни в какие ворота не лезет.

– Да? Он подсказал тебе правильные ответы на экзамене, как раньше подсказывал своему папаше, в каком секторе остановится металлический шарик! Не прослушал ни одного курса по социологии, я проверила! Просто нахватался всяких терминов, чтобы пустить тебе пыль в глаза!

– Замолчи! – Лиз закрыла уши руками.

– Он знал, что будет на экзамене, знал, когда погиб Тони, знал, что ты летишь домой самолетом. Он даже знал, в какой момент психологически выигрышно снова появиться в твоей жизни после летнего перерыва.

Элизабет высвободилась и направилась к двери.

– Лиз, выслушай, прошу тебя. Я не знаю, как он это делает. Он и сам, возможно, не знает. Я допускаю, что он не желает причинить тебе зла, но уже причинил. Пользуясь тем, что ему известно каждое твое сокровенное желание, он заставил тебя полюбить его. Но это не любовь. Это насилие.

Элизабет хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице.

Она успела на последний городской автобус. Валил густой снег, и автобус продирался сквозь заносы, как хромоногий жук. Элизабет сидела сзади, погруженная в свои мысли. Кроме нее, в салоне было еще шесть или семь пассажиров.

Он попал в самую точку с ментоловыми сигаретами. И с тем, что ее мать все домашние зовут Диди. Первоклашка, который заглядывается на хорошенькую девчурку, а той и невдомек, что…

Я знаю, чего ты хочешь.

Нет, нет, нет. Я люблю его!

Любит? А может, ей просто доставляет удовольствие находиться в компании того, кто всегда заказывает в ресторане блюда по ее вкусу, и никогда не ошибается в кинотеатре с выбором фильма, и вообще делает только то, что нравится ей? Не превратился ли он для нее давно в своего рода зеркало, которое показывает ей лишь то, что она хочет увидеть? Он замечательно угадывает с подарками. Когда вдруг похолодало и она начала мечтать о фене, кто ей его подарил? Эд Хамнер, кто же. Заглянул случайно к «Дэйзу» – и вот пожалуйста. Она, само собой, пришла в восторг.

Но это не любовь. Это насилие.

Она сошла на углу Мэйн и Милл-стрит, холодный ветер обжег лицо, и она поежилась, а автобус уже отъехал с мягким ворчанием. Задние фары помигали в сумерках и растворились.

Эда дома не оказалось.

Она стучала минут пять, а потом в растерянности стояла под дверью, не зная, как быть дальше. У нее не было ни малейшего представления, чем Эд занимается и с кем встречается, когда они не видятся. Об этом как-то речь не заходила.

Может, зарабатывает сейчас покером на новый фен?

Неожиданно решившись, она встала на цыпочки и поискала над дверью, где, она знала, лежал запасной ключ. Пальцы нашарили ключ, и он со звоном упал к ногам.

Она вставила ключ в замочную скважину.

В отсутствие Эда квартира выглядела совсем другой – неживой, как бутафорская мебель в театре. Ее всегда забавляло, что человек, совершенно безразличный к своему внешнему виду, сделал из квартиры игрушку, хоть фотографируй для модного журнала. Квартира была вся точно специально устроена для нее, а не для него. Ну это, положим, бредовая мысль. Бредовая?