Гордон Далквист - Стеклянные книги пожирателей снов

По крайней мере, в том, что касалось министерства, Ксонк его не обманывал. Они шли в темноте по петляющим коридорам — Баскомб впереди с фонарем, замыкал шествие Ксонк. Помещения, через которые они проходили (мерцающий свет позволял Чаню мельком увидеть их, прежде чем те снова погружались в темноту), были спланированы, на его взгляд, без всякой логики. Некоторые были набиты ящиками, картами, столами и стульями, кушетками, письменными столами, тогда как в других (и больших и маленьких) не было ничего или стояло по одному стулу. Объединяло их только отсутствие окон и вообще какого бы то ни было света. Чань, не отличавшийся хорошим зрением, скоро вообще потерял всякую ориентацию — Баскомб поворачивал то направо, то налево, то поднимался по коротким лестничным пролетам, то спускался по изгибающимся наклонным подиумам. Они оставили ему его трость, но с каждым шагом он чувствовал, что все больше и больше оказывается в их власти.

— Этот ваш Процесс, — сказал он, обращаясь якобы к Баскомбу, но надеясь получить ответ от Ксонка. — Неужели вы думаете, что он изменит мое желание убить вас обоих?

Баскомб остановился и повернулся к нему; прежде чем он заговорил, взгляд его метнулся в сторону Ксонка.

— После того как вы ощутите это на себе, вы сами устыдитесь своих сомнений, а также той бессмысленной жизни, которую вели до этого.

— Бессмысленной?

— На удивление. Вы готовы?

А Чань услышал шуршание в темноте у себя за спиной — он не сомневался в том, что Ксонк вооружен.

— Не останавливайтесь, — пробормотал Ксонк.

— Вы склонили на свою сторону полковника Аспича. Четвертый драгунский — превосходный полк! — Он прищелкнул языком и сказал Ксонку: — Вы не носите траур, а ведь Траппинг был вашим зятем.

— Уверяю вас, я сражен горем.

— Тогда зачем его было убивать?

Не получив ответа, Чань решил: нужно придумать что-нибудь получше, чтобы спровоцировать их. Они пошли дальше в тишине, нарушаемой лишь звуком шагов, свет фонаря выхватывал из тьмы что-то вроде люстр наверху. Наконец они вышли в довольно большое помещение, и Ксонк сказал идущему впереди Баскомбу:

— Роджер, поставьте фонарь на пол.

Баскомб повернулся, посмотрел на Ксонка, словно не понимая его слов, потом поставил фонарь на деревянный пол подальше от Чаня.

— Спасибо. А теперь можете идти — дорогу вы знаете. Скажите, пусть запускают машину.

— Вы абсолютно уверены?

— Абсолютно.

Баскомб метнул пристальный, испытующий взгляд на Чаня (который воспользовался этим, чтобы издевательски ухмыльнуться), а потом исчез в темноте. Чань слышал его шаги еще долго после того, как тот пропал из вида, но потом они стихли и комната погрузилась в тишину. Ксонк сделал несколько шагов в темноту, потом появился вновь с двумя стульями, поставил их на пол, один подтолкнул Чаню, который остановил его движение ногой. Ксонк сел, а через мгновение Чань последовал его примеру.

— Я подумал, что нам следует поговорить откровенно. Ведь в конечном счете через полчаса вы будете либо моим союзником, либо покойником, так что играть словами не имеет смысла.

— Неужели все так просто? — спросил Чань.

— Да.

— Я вам не верю. Я не имею в виду мое решение подчиниться или умереть — с этим-то как раз все просто; я говорю о ваших мотивах… желании поговорить в отсутствие Баскомба… тут уж ни о какой простоте не может идти и речи.

Ксонк молча смотрел на него. Чань решил рискнуть и сделать именно то, о чем сказал Ксонк, — говорить откровенно.

— В вашем предприятии имеются два уровня. Есть те, кто прошел Процесс, как Маргарет Хук, например… а есть и те — скажем, вы и графиня, — кто остается свободным. И между этими группами существует соперничество.

— Соперничество за что?

— Не знаю, — признался Чань. — Для каждого из вас ставки разные… в этом, я думаю, все и дело. Как и всегда.

Ксонк фыркнул.

— Но мы с коллегами пребываем в полном согласии.

Чань саркастически ухмыльнулся. Он отдавал себе отчет в том, что не видит правую руку Ксонка, что тот словно случайно держит ее сбоку стула за закинутыми одна на другую ногами.

— Почему это должно вас удивлять? — спросил Ксонк, и Чань опять ухмыльнулся.

— Тогда почему же убийство Тарра было так плохо организовано? Почему был убит Траппинг? Как насчет художника Оскара Файляндта? Почему графиня допустила спасение принца? Где теперь принц?

— Слишком много вопросов, — сухо заметил Ксонк.

— Мне жаль, если они досаждают вам. Но будь я на вашем месте, у меня не нашлось бы на них ответов…

— Я вам уже говорил: либо вы умрете…

— Вам это не кажется забавным? Вы пытаетесь решить, не убить ли меня до того, как я присоединился к вам… чтобы я не сообщил вашим коллегам о ваших тайных планах. А я пытаюсь решить, не убить ли вас… или попытаться побольше узнать о Процессе.

— Вот только никаких тайных планов у меня нет.

— А у графини есть, — сказал Чань. — И вам это известно. Другим — нет.

— Мы разочаруем Баскомба, если вы не появитесь. Он большой любитель порядка. — Ксонк встал, по-прежнему пряча правую руку. — Оставьте фонарь.

Чань поднялся вместе с ним, свободно держа свою трость в левой руке.

— Вы знакомы с этой молодой женщиной — мисс Темпл? Она была невестой Баскомба.

— Была, насколько я понимаю. Такой удар для бедняги Роджера, так что еще хорошо, что он сумел сохранить ясность ума. Столько шума из ничего.

— Шума?

— Все эти поиски Изобелы Гастингс, — Ксонк ядовито усмехнулся, — таинственной шлюхи-убийцы…

Глаза у Ксонка были умные и хитрые, а в теле его чувствовались легкость, гибкость и волчья сила, но все эти качества, как червоточиной в стволе дерева, были проедены самоуверенностью. Чань достаточно разбирался в жизни и понимал, что этот человек опасен, в схватке, возможно, будет даже опаснее его (этого никогда не знаешь наперед), но за этим стояли привилегии, власть, страх, ненависть и приобретенный за деньги опыт. Чаню показалось странным, что его представление о Ксонке основывается на оценке, которую тот дал Селесте, — не потому, что она не была богатой дурочкой, а потому, что, будучи таковой, она умудрилась выжить и (важнее всего остального) принять как факт, что испытание жизнью изменило ее. Чань не верил, что какие-то изменения могли бы произойти с Ксонком, наоборот, он ставил себя выше этого.

— Как я понял, вы с ней не знакомы, — сказал Чань.

Ксонк пожал плечами и кивнул на едва видную дверь за Чанем.

— Я переживу эту потерю. Если вы не возражаете…

— Возражаю.

— Возражаете?

— Да. Я узнал все, что мне было нужно. Я ухожу.

Ксонк выбросил вперед руку и нацелил отливающий серебром пистолет в грудь Чаня.