Стивен Кинг - Кладбище домашних животных

«Боже мой. Да нет. Это приношения богу, гораздо более древнему, чем христианский.. Люди в разное время называли его разными именами, но только сестра Рэчел называла его правильно: Оз Великий и Узасный, бог мертвых, остающихся мертвыми, бог гниющих цветов в дренажной яме, бог Тайны».

Луис смотрел в яму, словно загипнотизированный. Наконец он отвел глаза с легким вздохом.

Он пошел дальше. Нужно было найти выход, и он надеялся, что память подскажет ему какие-то данные, сохранившиеся со дня похорон.

Рядом вырисовывались в темноте очертания крипты.

Здесь ставили гробы зимой, когда было слишком холодно, чтобы рыть могилы, а также, когда их накапливалось слишком много.

Такое случалось временами, и Луис знал это; всегда бывают периоды, когда умирает особенно много людей.

«Все уравновешивается, — говорил ему дядя Карл. — Если в мае порой за две недели у меня не бывает ни одного покойника, то в ноябре за те же две недели я хороню десять человек. Это бывает всегда в ноябре, а потом, к Рождеству, все кончается, хотя люди думают, что в рождественские дни многие умирают. Все это бред. Люди празднуют Рождество, они счастливы и хотят жить. Потом обычно бывает всплеск в феврале. Грипп уносит стариков, и еще пневмония, но и это еще не все. Бывает, целый год живут себе с раком или еще с чем-нибудь хроническим, потом приходит февраль — и все. 31 января они еще прекрасно себя чувствуют, а 4 февраля их несут хоронить. И сердечные приступы чаще всего случаются в феврале, и инфаркты, и почки. Февраль плохой месяц — хотя для нас он, конечно, хороший. Но то же может случиться и в июне, и в октябре. В любой месяц, кроме августа. Август спокойнее всего. Если не взорвется газ или автобус не свалится с моста, нечего и думать в августе о заполнении крипты. А в феврале мы иногда выставляли гробы в три ряда, надеясь успеть их закопать, прежде чем с нас потребуют арендную плату».

Дядя Карл рассмеялся. И Луис тоже, чувствуя что-то, чему его не могли научить в медицинском училище.

Двойные двери крипты располагались на поросшем травой холме, напоминающем формой женскую грудь. Холм лишь на пару футов был ниже декоративных пик железной ограды.

Луис огляделся и начал взбираться на холм. На другом его стороне было чистое поле, около двух акров.

Но... не совсем чистое. На краю его стояло какое-то здание, похожее на полуразвалившийся сарай. Там, должно быть, держали инструмент.

Сквозь качающиеся на ветру ветви деревьев — старых вязов и кленов, отделяющих кладбище от Мэсон-стрит, — просвечивали уличные огни. Какого-нибудь другого движения Луис не заметил.

Он сполз вниз на заднице, боясь упасть и повредить колено, и вернулся к могиле сына. Он чуть не споткнулся о брезентовый сверток. Тут стало ясно, что придется идти два раза — сначала с телом, потом с инструментами. Ом нагнулся, содрогаясь от внутреннего протеста, и охватил руками брезент. Почувствовав вес Гэджа, он смог подавить внутренний голос, настойчиво нашептывающий, что он спятил.

Он вытащил тело на холм, в котором заключалась крипта со стальными дверями (двери были точь-в-точь как в гараже). Видя, что не так легко подниматься по скользкому склону с сорокафунтовой ношей, он разбежался и взобрался почти на самую вершину. Там он просунул сверток между прутьев, и что есть сил толкнул вниз. Брезентовый комок, перекатываясь, исчез внизу. Он огляделся и пошел назад за остальными вещами.

Снова спустившись с холма, он завернул в брезент фонарик, кирку и лопату. Некоторое время он отдыхал, присев на траву. Новые электронные часы, которые Рэчел подарила ему на Рождество, показывали 2.01.

Он дал себе пять минут на отдых, и потом спустил вниз лопату. Он слышал, как она шуршала в траве. Фонарь он пытался засунуть в штаны, но безуспешно. Тогда он тоже пустил его вниз, изо всех сил надеясь, что он не ударится о камень и не разобьется. Он пожалел, что у него нет рюкзака.

Луис достал из кармана моток изоленты и принялся прикручивать ею брезент к рабочему концу кирки. Закончив это, он положил моток назад в карман, а кирку так же спустил вниз, вздрагивая от громкого шуршания.

Теперь он перекинул ногу через решетку, увенчанную декоративными пиками, перевалился через нее и прыгнул вниз. Он приземлился на носки, но не удержался и опрокинулся на спину.

Поднявшись, он спустился вниз и стал рыться в траве. Лопату он нашел сразу — она отсвечивала в тусклом уличном освещении, пробивающемся сквозь кроны деревьев. Пару неприятных минут он не мог отыскать фонарь — куда он мог укатиться в этой проклятой траве? Он стал на четвереньки, чувствуя, как в ушах отдаются удары сердца.

Наконец он увидел его, небольшую черную тень в пяти футах от места, где он ожидал его найти. Луис схватил его и нажал на кнопку, пробуя, не сломался ли он. Короткий луч метнулся и пропал среди листвы. Он быстро выключил фонарь. Все было в порядке.

Он ножом отрезал брезентовые полоски с кирки и взял инструменты. Подойдя к деревьям, он внимательно оглядел оба направления Мэсон-стрит. Улица в этот час была совершенно пустой. Он видел лишь один огонек — в окне, под самой крышей. Инвалид, должно быть, или человек, страдающий бессонницей.

Быстро, но не бегом, Луис вышел на улицу. После темноты кладбища уличное освещение будило в нем ощущение опасности. Он стоял у второго по величине кладбища Бангора, зажав в руках кирку, лопату и фонарик. Если кто-нибудь увидит его сейчас, все пропало.

Он, спеша, пересек улицу, стуча подошвами об асфальт. «Сивик» был от него в пятидесяти ярдах. Луису они казались пятью милями. Весь в поту, он подошел, ожидая шума подъезжающей машины, звука чужих шагов, скрипа открываемого окна.

Подойдя к машине, он положил кирку с лопатой возле нее и полез за ключами. Их там не было, ни в одном кармане. Он вспотел еще сильнее. Сердце вновь забилось учащенно, а зубы сжались, чтобы не дать панике прорваться наружу.

Он их потерял, выронил, спускаясь в могилу или карабкаясь на холм. Ключи лежали где-то в траве, и, если он таи долго не мог найти фонарик, то как он может надеяться отыскать их. Это конец. Одна неудача, и все кончено.

«Теперь жди, жди этой проклятой минуты. Обыщи еще раз все карманы. Мелочь же там — если она не высыпалась, почему должны были выпасть ключи?»

Теперь он поискал тщательнее, перебрал мелочь, даже вывернул карманы наизнанку.

Ключей не было.

Луис стоял возле машины, раздумывая, что теперь делать. Он мог сесть в машину. Оставить сына там, где он лежал, залезть в машину и провести остаток ночи в бесплодном ожидании...

Луис резко оборвал эту мысль.

Он нагнулся и заглянул внутрь машины. Ключи торчали в зажигании.

С чувством облегчения он подошел к дверце, открыл ее и вынул ключи. В сознании внезапно всплыл рассудительный голос старого Карла Малдена с носом картошкой, в старомодной высокой шляпе: «Запри машину. Забери ключи. Не дай хорошему мальчику стать плохим».