Алексей Шолохов - Тело

В ту ночь Миша не мог уснуть. Еще бы. Алексей еще не вернулся, но Болдин слышал, как парень плачет.

– Да заткните кто-нибудь этого пидора! – крикнул Жорик.

– Эй, заткнись! – прогнусавил Колян.

Плач стих. Мишка закрыл глаза и попытался думать о чем-нибудь хорошем, но у него ничего не выходило. Он открыл глаза. У его кровати стоял Алексей. Разодранная майка обнажила тощую цыплячью грудь. Мокрые от слез глаза обвиняли.

«Я очень хотел служить. Я хотел стать сильным. А кем теперь я стал?»

Верхняя губа, блестевшая от соплей, тряслась.

«Кто я, по-твоему? Кто? Пидор? Опущенный? Кто я, мать твою? Если нет, возьми меня за руку и крикни всем, что Алексей Миронов мой друг!»

Алеха всхлипнул, теперь дрожал подбородок.

«Зашкварится, будут спать вместе, голубки», – прозвенел четкий ответ в голове Болдина.

Михаил отвернулся и укрылся с головой. Болдин не хотел так. Да, ему было жалко Миронова. До боли в сердце жалко, но Мишке надо было жить дальше. Он никогда не рвался в армию и, если бы у него была возможность, он бы непременно воспользовался ею. Поэтому, раз он здесь, надо дослужить нормально. Военнослужащий обязан стойко переносить все тяготы и лишения армейской службы, как говорится. Но быть зашкваренным не входило в эти понятия.

Миронова нашли утром повесившимся в сортире. Болдин прибежал вместе со всеми. У Алексея были открыты глаза. Широко-широко. Черный язык был высунут настолько, что Мишка даже усомнился, что он принадлежит висельнику. Он вообще сомневался, что язык бывает такой длины. Глаза снова смотрели на него. Именно на него.

«Расслабься, дружище, теперь ты уже не зашкваришься», – говорили эти стеклянные глаза.

Мишка, едва сдерживая злость, ушел в сторону. Он снова ушел в сторону, как и несколько часов назад.

«Не самый лучший выбор, но он твой».

Он опять отвернулся и «накрылся с головой одеялом». Он просто хотел дослужить.

Его ослепило такое количество золота. Раненая нога и опасная близость с мертвецом отошли на второй план. Золото должно быть его.

– Как делить будем? – снова спросил Сухоруков.

– По-честному, – прошептал Евгений и облизал пересохшие губы.

– Значит, поровну ты не хочешь? – Саша оскалился и достал нож.

Соловьев вытянул ремень и завязал его над раной. В его глазах был блеск золота. Безумный огонек, начисто лишивший его разума. В руке Жени появился нож. Евгений переложил нож в левую руку, вытер ладонь правой от крови и, прихрамывая, пошел на Сухорукова. Первый же выпад достал мертвеца. Лезвие рассекло разгрузку и плечевой сустав Сухорукова. Женька хохотнул:

– Похоже, ты теперь действительно сухорук.

Рука Саши безвольно повисла вдоль тела, а из раны вместо крови посыпались белые личинки. Женя уклонился от удара мертвеца и полоснул в ответ. В этот раз Сухоруков проворно отскочил. Соловьев почему-то чувствовал себя обманутым. Он снова ударил. Нож с хрустом вошел в правый бок. Но мертвец только оскалился. Вот в чем подвох! Его невозможно убить. Но это почему-то не оттолкнуло Соловья, а наоборот. Он ринулся на противника с еще большим напором. Он бил ножом, кромсал мертвое тело. Черви сыпались из него, будто крупа из разорванного мешка. Было страшно. И, скорее всего, Женю подстегивал именно страх. Он снова бил и бил. Не уворачиваясь и не защищаясь, он шел вперед. И только когда Сухоруков упал, Женя понял, что мертвец не сопротивлялся. Совсем. Саша попытался встать и тут же напоролся на нож Евгения. Улыбнулся и, не коснувшись земли, рассыпался на мелкие кусочки, которые словно тараканы разбежались по темным углам.

«Я богат, – единственная мысль билась в голове Евгения. – Я чертовски богат».

И ему было наплевать, почему так вышло, что он остался жив, да еще и с кучей золота. Ему было наплевать даже на нелепость, нет, наверное, даже на сказочность смерти Александра. Он подошел к вагонетке, обогнул ее справа и упал на колени рядом с кучей золота. Поднял один слиток. Гладкий килограммовый кирпичик лег в ладонь приятной тяжестью.

– Я богач, мать вашу! Я богач! – закричал Соловьев.

Потом, немного успокоившись, начал набрасывать слитки в вагонетку и что-то шептать себе под нос.

План был прост. Нагрузить золото в тележку, потом дотолкать ее до ствола, а там на подъемник… Черт! Вот на этом самом подъемнике и рушились все планы. Сейчас здесь ни черта не работало. Даже мозг Жени отказывался. Так, спокойно. Кирпичик к кирпичику. Все будет нормально. Главное, добраться до выхода. Ствол шахты это будет или барсучья нора, накрытая прошлогодней листвой, не суть важно. Там, уже на месте, он и разберется, как поднимет такой ценный груз. А пока кирпичик к кирпичику, кирпичик к кирпичику.

Надя?! Да твою ж мать! Призрак Нади как две капли воды похож на Марину. Славка потрогал голову. Здорово стерва приложила. Зачем какому-то призраку называться чужим именем? А человеку зачем? Ну, с человеком проще будет. Самая лживая и алчная тварь на земле – это, конечно же, человек. Где ложь, там и выгода, а где выгода, там как минимум укрывательство правды. Вроде и не обманывает тебя никто, но и правды всей не говорит. Все равно неприятно.

Итак, призрак Нади появился, чтобы рассказать. Рассказать-то он рассказал, да вот только Прудников ничего не понял. Деревня, в которой убили девушку и ее мужа, вымершая, с кучей не то мертвецов, не то придурков полных. А теперь вопрос. Могла ли деревня Нади и их деревня быть одной и той же? Нет. Однозначный ответ. Почему? Да потому что то, что строилось десятилетиями, невозможно сломать за пару часов. Но что-то ему подсказывало, что он ошибается. Зачем призраку какой-то Нади приходить к парню со стержнем внутри и рассказывать о какой-то соседней деревне? Зачем, черт возьми, ей бить его по башке (привлекать внимание, так сказать) и рассказывать о том, как ее убили в какой-то другой деревне? Она приходила, чтобы помочь, подсказать. В голове стрельнуло, и Слава непроизвольно дотронулся до раны. Подсказала. Это значит, что деревня, в которой они гостили, мертва. Как давно? Может, день, а может, тридцать лет.

Слава поднял лопату. Все лучше штопора в кармане. Голова еще немного кружилась, поэтому он, опираясь на черенок, пошел вверх по тоннелю. Мысли снова вернулись к Наде, деревне и обезумевшей толпе со всякой утварью в руках. Почему Марина и Надя так похожи? Вдруг ему в голову пришла жуткая мысль. Он даже остановился. Сестры! А что, если они и есть сестры?! Ему стало жутко от того, что он прикасался к ней. Стоп! Два в одном. Две души в одном теле. Но это его якобы опровержение только усилило догадку. Одна душа прилетела, чтобы рассказать ему про разруху в деревне, а другая так и находилась в Марине. Несмотря на страх, Славик обрадовался своему открытию. Вообще, ребусы и шарады не были его коньком и он всегда открещивался от их разгадывания. Но иногда он показывал просто поразительные результаты. На простейший он мог и не посмотреть, боясь опозориться. А вот за сложные брался с удовольствием. Если и придется опозориться, то не сильно. Ребус же был сложный. Вот и этот жуткий ребус был не из легких.