Сергей Москвин - Голод

— Я никуда не пойду! — воскликнул Борис и попятился к лодке.

Отец равнодушно взглянул на него и, вынув из кармана свободную руку, направил на механика… пистолет! Юля сразу узнала металлический предмет, которым отец ударил Максима по голове.

— Тогда умри.

«Умри?» — Юля не поверила своим ушам. Отец сказал: «Умри». И это не шутка. Он действительно собирается застрелить Бориса!

— Папа, нет! — закричала она, бросаясь к отцу.

Не поворачивая головы, тот отмахнулся от дочери, как от назойливой мухи, и утяжеленный восьмистами граммами оружейной стали кулак отца врезался Юле в лицо. Страшный удар опрокинул девушку на спину, из глаз брызнули слезы, рассеченная скула, куда пришелся удар, вспыхнула огнем, а по ушам ударил грохот выстрела. Юля сжалась от ужаса, но следом за выстрелом раздался истошный вопль Бориса:

— Нет! Не стреляй! Я пойду! Пойду!

Промчавшись мимо нее, механик начал торопливо подниматься по заворачивающей за сопку дороге, но отец окликнул его:

— Стой!

Борис тут же замер на месте и, дрожа от страха, втянул голову в плечи.

— Подойди ко мне.

Механик медленно приблизился к нему. Отец не подгонял его, хотя каждый последующий шаг Борис делал короче предыдущего. А когда тот оказался рядом, молниеносным движением выхватил из-за пояса у Бориса его нож и зашвырнул в море.

— Теперь иди.

Борис попятился и, лишь отступив на несколько шагов, повернулся к отцу спиной, как показалось Юле, с облегчением, и по своим собственным следам зашагал обратно в гору.

Юля взглянула на Катерину. Женщина стояла бледная, как снег, и округлившимися глазами смотрела на отца, но когда тот обернулся к ней, поспешно отвела взгляд и молча направилась следом за Борисом.

— Шагай за ним.

В первый момент Юля не поняла, что отец обращается к ней. Все происходящее на берегу напоминало театр абсурда — до Удара так называли постановки с вымышленными, невероятными событиями, которые специальные люди — актеры — разыгрывали на сцене при большом скоплении народа для забавы и развлечения остальных. Словно она вдруг перенеслась на два десятка лет назад и вместе со зрителями наблюдает из зала за такой постановкой-спектаклем, где родные и близкие люди играют отведенные им роли. Удары, выстрелы, боль и страх — все это не по-настоящему, и когда закончится спектакль, все снова вернется назад: Максим откроет глаза и озорно подмигнет ей, Борис расправит плечи, Катя приветливо улыбнется, а папа снова станет добрым и ласковым и, конечно же, выбросит свой страшный пистолет, как до этого выбросил нож Бориса.

Но до конца постановки, видимо, было еще далеко.

— За ними! — грозно повторил отец.

Девушка и рта не успела раскрыть, как он выдернул ее из снега и, словно набитый тряпьем мешок, швырнул под ноги взбирающейся на сопку Катерине.

«Папа, опомнись», — хотела сказать Юля, но вместо этого только больно прикусила язык. Рот наполнился горько-солоноватым привкусом крови, вместе с которым пришла парализующая сознание мысль, что этот безумный и страшный спектакль может не закончиться никогда…

После того, как Катерина помогла Юле подняться на ноги, та больше не произнесла ни слова. Девушка полностью ушла в себя, не замечала, куда бредет, постоянно спотыкалась, и Кате приходилось то и дело поддерживать ее под руку. Она серьезно опасалась за Юлин рассудок, но беспокойство за здоровье девушки не шло ни в какое сравнение с тем страхом, который внушал шагающий следом безумец. А то что Седой безумен, не вызывало у Катерины сомнения.

Все признаки сумасшествия были на лицо: внезапные вспышки немотивированной и какой-то совершенно дикой агрессии, несоответствие поступков проявляемым при этом эмоциям… Мало того, что Седой ударил дочь по лицу, что уже само по себе было немыслимо, так еще сделал это с таким видом, словно прихлопнул присосавшегося комара! И, наконец, непонятные приказы, явно вызванные наличием у него какой-то маниакальной идеи. Даже внезапный приток физических сил свидетельствовал о том, что Седой не в себе. Катерина вспомнила, как обезумевший кормщик отшвырнул от себя дочь. Юлька несколько метров пролетела по воздуху, пока не шлепнулась в снег. А ведь Седой действовал одной рукой, да еще с телом зверобоя на плечах! Это какой же силой нужно обладать?

«Аффект — вот как это называется», — вспомнила Катерина. В состоянии аффекта люди не только не контролируют свои действия, но порой могут сотворить такое, на что в обычных условиях попросту неспособны. Вот только Седой совсем не походил на человека, не контролирующего свои действия, — напротив, он был, да и сейчас выглядит абсолютно спокойным! Неужели он и впрямь хотел убить Бориса?! Катерина обдумала вопрос со всех сторон и пришла к выводу, что Седой не обманывал и не брал на испуг. Он действительно собирался стрелять и непременно выстрелил бы, если бы механик не подчинился ему. Но если это не аффект, тогда что? Что за сила превратила Седого в маньяка? Ведь он отправился в поселок нормальным человеком (может быть, излишне взвинченным и раздражительным, но все-таки нормальным!), а вернулся оттуда вооруженным пистолетом безумцем!

Катерина поежилась. Она буквально почувствовала присутствие этой незримой силы. Словно тысячи ледяных игл одновременно впились в ее тело. И еще возникло ощущение, что за ней со всех сторон пристально наблюдают чьи-то голодные глаза.

Не выпуская Юлиной руки, женщина незаметно осмотрелась вокруг. Налево, в сторону заснеженной сопки, от дороги уходили две цепочки следов, соединяющиеся возле лежащего в снегу мешка. Расстояние не позволяло толком разглядеть зарывшийся в снег предмет, но Катя решила, что это именно мешок.

«Не обманывай себя! — возразил рациональный ум выпускницы медицинского училища и любительницы остросюжетных романов. — Ты прекрасно знаешь, что это такое. Седой ушел в поселок с Санькой, а вернулся один, без гребца и без Лёньки, отправившимся за ним вдогонку. Если в сотне метров от дороги в снегу действительно лежит мешок, где же тогда братья?!»

— Хочешь рассмотреть поближе? — поинтересовался шагавший следом кормщик. Он как будто прочитал ее мысли.

Нет, Катя этого не хотела. Она специально перевела взгляд на показавшееся впереди длинное приземистое строение с обвалившейся металлической крышей. Сооружение напоминало военный ангар и, скорее всего, им и являлось. У приоткрытых ворот ангара стоял армейский грузовик без колес. Краска на нем потемнела и отслоилась. Подойдя ближе, Катя поняла, что это не краска, а копоть. Кузов машины покрывал толстый слой спекшейся и растрескавшейся от времени сажи! А ворота ангара… Ворота не были приоткрыты. Наоборот, их плотно закрыли, наверняка еще и заперли на замок, но машина протаранила их, после чего взорвалась!