Джинн Калогридис - Договор с вампиром

Он говорил о письме, которое я собственными руками бросил в огонь. Меня передернуло.

– Должно быть, письмо не поспело к вашему приезду, – сказал я, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Ничего особо опасного нет (немец еще на полшага приблизился ко мне), но для вас будет лучше на некоторое время перебраться в дом. Нужно, чтобы заболевшие слуги окончательно поправились.

– А что это за болезнь? – сразу же спросил герр Мюллер.

Я пообещал ему все подробнее рассказать, как только они с женой покинут замок.

Похоже, я сумел убедить немца. Он не стал возражать, но попросил немного времени на сборы.

– Тридцать минут, не более, – пообещал Мюллер.

Об отсрочке он просил исключительно для жены, которая "очень устала и не успела привести себя в порядок".

– Хорошо. Полчаса и ни минуты больше, – довольно жестко предупредил я.

Затем я велел Мюллеру закрыть дверь и, пока я не вернусь за ними, больше никому не открывать.

Немец поспешно щелкнул задвижкой, а я направился в отцовский кабинет, где написал совсем короткую записку В. Я сообщал дяде, что опять нарушаю запрет и вмешиваюсь в его отношения с гостями, но это необходимо как для его блага, так и для блага юной пары, доверчиво откликнувшейся на его приглашение. Поначалу я собирался оставить записку на столике в дядиной гостиной, но потом передумал – кто-нибудь из слуг мог увидеть ее там и прочесть. Тогда я решил подсунуть записку под дверь, ведущую в его покои.

Это решение вновь пробудило в памяти видение из моего детства, странное и неизменно ускользающее, как только я предпринимал попытки его удержать...

Серебристая вспышка занесенного надо мной лезвия, боль в порезанной руке. Отец держит мою кисть над... каким-то сосудом... золотым, тускло поблескивающим... На сей раз я не увидел этого сосуда. Но зато мне опять вспомнился старинный трон и слова "JUSTUS ET PIUS" – "Справедливый и благочестивый"...

В следующую секунду меня захлестнуло волной отчаянной боли. Невидимые когти впились мне в мозг. Я вскрикнул и повалился на стол, уткнувшись лицом в пресс-папье. Я обхватил голову, закрыл глаза и замер.

Боль прошла. Я очнулся и увидел перед собой записку, написанную дяде. Нужно побыстрее подсунуть ее под дверь, а затем отправляться за новобрачными.

Шаги на лестнице. Сюда кто-то идет! Отбрасываю перо, чтобы взять револьвер.

ДНЕВНИК МЕРИ УМНДЕМ-ЦЕПЕШ

18 апреля

Глубокая ночь, а я не могу заснуть. Да и можно ли спокойно спать сейчас, когда дом наполнен горем и отчаянием?

Мужа так потрясло известие о приближающейся кончине Жужанны, что он временно утратил контроль над своими действиями. Михая, которого послали за ним в замок, он встретил наставленным револьвером. Бедному слуге стоило немалых трудов уговорить Аркадия спуститься вниз и поехать домой. Управлять лошадьми он был не в состоянии, и его коляску потом пригнал другой слуга. Сейчас Аркадий находится возле своей умершей сестры и категорически не желает покидать свой скорбный пост. Я очень боюсь за него. Дуня меня утешает, как может. Она уверена, что Влад не причинит Аркадию вреда, поскольку мой муж – старший сын в своем поколении, и за все века договор с семьей никогда не нарушался.

Здесь стоило бы добавить слово "прежде". Прежде Влад не кусал никого из своих близких. Я не стала напоминать Дуне об этом, ведь добрая девушка просто хочет меня успокоить. Какое теперь спокойствие! Никто из нас не может чувствовать себя в безопасности.

Пока не привезли Аркадия, я сидела у постели Жужанны и держала ее руку. Временами Жужанна становилась беспокойной, произносила какие-то бессвязные слова и спрашивала о Владе. Поначалу я совершенно не собиралась выполнять ее просьбу, однако она молила с такой настойчивостью и отчаянием, что моя решимость начала ослабевать. Я отвела Дуню в сторону и спросила у нее совета.

– Зла он ей уже не сделает, – прошептала Дуня. – И нам тоже. Пока у нас на шее распятия и мы сторонимся его сетей, нам нечего бояться. Но пусть знает, что только Жужанна и хочет его видеть, а больше никто.

Я послала в замок другого слугу сообщить В., что Жужанна умирает и хочет его видеть.

Вскоре после этого вернулся мой бедный муж. Как ни старалась я собраться с духом, чтобы Аркадий не видел моих страданий, но стоило мне взглянуть на его лицо, застывшее от горя, как я не удержалась и заплакала.

Аркадий сразу же подошел к сестре. Я освободила ему место, но он сел не на стул, а прямо на постель. Он приподнял Жужанну и прижал к себе.

– Жужа, – вздохнул Аркадий, и слезы хлынули из его глаз. – Жужа, неужели это правда?

Присутствие брата благотворно подействовало на Жужанну, оно словно прибавило ей сил. Она улыбнулась, как святая, в ее взгляде опять появилось удивительное спокойствие, хотя дышала она по-прежнему с большим трудом.

– Ты не должен плакать, Каша. Я теперь счастлива...

От этих слов мой муж зарыдал еще сильнее.

– Не покидай меня, Жужа, – всхлипывая, твердил он. – Я так одинок. Сначала ушел Стефан, потом отец. Не уходи, сестра.

Улыбка Жужанны стала шире, во рту блеснули длинные зубы, и она прошептала:

– Я не собираюсь тебя покидать, Каша. Скоро ты увидишь меня снова. Мы все вместе поедем в Англию.

Я внутренне напряглась и испугалась, что меня сейчас начнет бить дрожь и муж это заметит. Но Аркадию было не до меня. Он кое-как сумел нацепить на свое искаженное горем лицо маску уверенности и наигранно бодрым голосом сказал:

– Конечно, Жужа. Ты обязательно поправишься, и мы все вместе поедем в Англию. Ты, я, Мери, дядя и малыш...

– Да, малыш, – не то прошептала, не то прошипела Жужанна.

Она посмотрела на меня, и в ее взгляде я увидела такой голод и нетерпение, что едва не упала в обморок.

– Как мы все будем счастливы, когда малыш родится. Сколько любви мы ему подарим...

Аркадий понуро склонил голову.

Жужанна умолкла. Яркий солнечный свет был совершенно чужим в этой комнате, наполненной печалью и тяжелым дыханием умирающей. Я отвернулась, чтобы не видеть страданий мужа.

– Аркадий... Поцелуй меня... Поцелуй в последний раз...

Я вновь напряглась. Жужанна глядела на брата громадными, чувственными глазами, столь же завораживающими и влекущими к себе, как другие – темно-зеленые, которые постоянно преследовали меня, когда я погружалась в сон. Стремясь помешать этому поцелую, я коснулась плеча Аркадия. Дуня тоже устремилась к нему, словно наседка, защищающая цыпленка.

Но мы обе опоздали: Аркадий уже наклонился к сестре. Она раскрыла губы, готовая к поцелую... и вдруг в последнее мгновение Аркадий отвернулся и скромно, по-братски, поцеловал ее в щеку. Слабой рукой Жужанна потянулась к его губам, наверное, она хотела обнять брата и привлечь к себе. Но на это у нее уже не хватило сил, а Аркадий успел поднять голову. Я заметила, каким недовольством блеснули глаза Жужанны.