Михаил - Московский завет

Едва Ростопчин прикрыл глаза, как исчезла стеклянная кровать с шелковыми подушками и простынями, растворился плоский потолок, расписанный в духе Сикстинской капеллы, чьи фрески от пристального взгляда приобретали силу движения. Пропала и спальня с резным секретером, и распахнутым в увядающий сад арочным венецианским окном.

Мир становился зыбким, переворачивающимся вокруг неизвестно откуда возникающих декораций, пока генерал-губернатор явственно не увидел себя вышагивающим по коридору в шитом золотом парадном мундире при орденской звезде и шпаге.

Цок, цок, цок… - отбивают каблуки по зеркальному паркету. Дзинь, дзинь, дзинь… - вторят им сияющие шпоры. Так идет он важно, любуется собой, заглядываясь в развешанные по стенам зеркала.

«Хорош, подлец!», - не без гордости вспоминает слова покойного императора, с достоинством кивая каждому встречному своему отражению.

В славном расположении духа подходит генерал-губернатор к двери, огромной, украшенной раззолоченными аллегорическими барельефами и печатями, которые венчает строгая, почти аскетическая надпись на латыни.

«Что за черт? Никак не разберу ни слова!..»

Переворачивающийся мир кружит голову и дурачит глаза, словно издеваясь над высокомерным величием генерал-губернатора. Едва Ростопчин пытался разобрать надпись по буквам, как они тут же складываются иначе, образуя из прежних слов анаграммы.

Наконец, утомленный бесконечной погоней за буквами и довольствуясь одним ухваченным словом «cras», что означало «в будущем» или «завтра», Ростопчин не церемонясь толкает дверь.

- Федор Васильевич! – Послышалось из-за приоткрывшейся двери, - вот это я понимаю сюрприз! А, признаться начистоту, завтра вас поджидал! Не изволите ли по такому случаю раскатать партию карамболя? Я мигом распоряжусь!

Не успел Ростопчин выказать удивления, как из-за открывавшейся двери голос принялся рапортовать:

- Все, все готово, драгоценнейший Федор Васильевич! Все устроено в лучшем виде: сукно расстелено, шары уложены, кии расчехлены и натерты мелом!

Дверь распахнулась, и генерал-губернатор ввалился в низкую и довольно тесную бильярдную залу, густой сумрак которой разгоняли зажженные вокруг стола канделябры в человеческий пояс. Возле безлузового карамбольного стола стоял сухенький старикашка в заношенном камзоле, некогда белых, а теперь затертых до бурого цвета чулках и стоптанных ботинках с большими серебряными пряжками.

- Граф Яков Вилимович Брюс, - не дожидаясь ненужных расспросов, представился старик и торопливо поправил съехавшие с головы букли. - Весь к вашим услугам!

«Хорош фокус...», - опешивший генерал-губернатор присел, но, совладав с волнением, изобразил глубокий поклон. Странная мысль промелькнула в его голове: «Хотя лицом и восковат, но совсем не плох для покойничка!»

Федор Васильевич попытался развить мысль дальше и понять, где оказался, и что означает происходящее с ним действо. Но едва первые мысли осенили голову графа, как в этот момент мир снова перевернулся и все ненужные сомнения Ростопчина исчезли сами собой. Теперь происходящее выглядело вполне естественно, и даже предложение мертвого Брюса сыграть в карамболь казалось вполне приемлемым.

- Ну-с, батюшка, будет сопли жевать, - Брюс поманил генерал-губернатора узловатым восковым пальцем, - не пора ли открыть партию?

- С превеликим удовольствием, - патетически воскликнул Ростопчин и совершенно не к месту лихо щелкнул каблуками. – Раскатаем французскую трехшаровую!

Федор Васильевич ловко подхватил кий, приложился к столу, прицелился и аккуратно зарядил по битку.

- Каков карамболь! – восторженно завопил Брюс, между делом набивающий ноздрю табаком. – Восхитительно! Превосходно!

Старый граф подскочил к генерал-губернатору и, не церемонясь, похлопал его по плечу:

- Крепкая у вас, милостивый государь, десница. Не какая-нибудь, как у прочих господ, никчемная ручонка, а подлинная длань! Такой племена взнуздывать да заправлять судьбою мира!

- Это оттого, что мне пращуром сам Чингисхан приходится! – Похвастался Ростопчин. – Но я и в карамболь кого хочешь обставлю! Не только в Москве или в Петербурге, а даже по всей империи!

Генерал-губернатор собрался было рассказать, как лет пятнадцать назад он подчистую разорил в карамболь московского предводителя дворянства князя Лобанова-Ростовского, а всего год назад граф Воронцов-Дашков продул ему доставшийся в наследство перстень Екатерины. Однако, еще не кончив начатой партии победой, подумал, как бы не счел граф подлинные истории пустой похвальбою, и благоразумно промолчал. Тем более, что с каждой минутой старик начинал вести себя все подозрительнее, как обремененный нуждою проситель или посредник, томящийся данным ему поручением.

Когда ход перешел к Брюсу, вместо того, чтобы начать орудовать кием, как того предписывали правила, старик загримасничал, задвигал судорожно иссохшими губами и оглушительно чихнул, отчего горящие рядом свечи погасли и густо зачадили.

В набежавших на стол тенях Ростопчин разглядел, что лежавшие на сукне шары превратились в маленькие живые головы некогда могущественных особ. Две из них принадлежали казненному королю Людовику и задушенному императору Павлу, а третья, бывшая ранее заглавным красным шаром, теперь представлялась головой самого Якова Брюса!

- Да это же заговор… - ощущая, как немеют похолодевшие пальцы, прошептал генерал-губернатор.

- Я придерживаюсь тех же мыслей! – Бодро поддержала догадку Ростопчина голова императора Павла. – Всем сукиным детям всыпать шпицрутенов, затем в колодки и марш по тракту в Сибирь!

- Помалкивал бы про заговор. Свой ты уже давно проспал, - жеманно заметила голова Людовика. – Бежать надо было со всех ног. А бриллианты с золотишком в пояс зашить.

Королевская голова покрутилась по сукну и, найдя глазами оторопевшего Ростопчина, капризно спросила:

- Скажи, любезнейший, нет ли поблизости парфюмерной лавки? По этикету королевская голова должна при любых обстоятельствах выглядеть идеально!

- Ха, ха! – Рассмеялась в ответ голова императора Павла. – Не бойтесь, ваше величество, теперь вас и без шампуней вши не заедят! Лучше бы о мышеловках побеспокоились, не ровен час, ваше версальское великолепие мыши попортят!

- А вас, а вам, - раздувая ноздри, заверещала голова Людовика, - да ваш парик давно побит молью! Теперь вместо утраченного императорского титула и звания великого магистра можете смело именоваться властелином зловредной моли и тли!

- Тише, тише, тише. Не надо ссориться, - рассудительно заметила голова Брюса. - Когда вы властвовали, разве не знали, что все закончится карамбольным сукном? И, когда вершили судьбы мира, не догадывались, что на самом деле так проходит земная слава?