Александр Варго - Электрик

Тут вдруг на нее налетел человек в форме.

– Эй, куда прешь, придурок! – выкрикнула девица и оттолкнула наглеца.

Но когда человек попал в свет уличного фонаря, Тоня пожалела о произнесенных словах. Перед ней стоял милиционер в самом неприглядном виде.

«Может, – попыталась пошутить Антонина, – у них теперь такая форма?»

Китель был расстегнут, рубаха выбилась из брюк, от галстука остался только узел. На ум пришел грузинский лидер. Может, галстуки все-таки съедобные? Но начавшую появляться улыбку смело, как только полковник (насколько она могла определяться со званиями) вдруг засветился изнутри. Будто новогодняя елка. В следующий миг тело милиционера начало оседать, но его контур (или душа?) остался стоять и смотреть на Деревянко. Тоня икнула, отпила из бутылки пива и снова икнула. Светящийся призрак улыбнулся, переступил через тело полковника и направился к Антонине. Она допила пиво, отбросила бутылку в сторону и шагнула навстречу.

«Экстремальненько! – промелькнуло в голове. И еще: – Секса с призраком у меня еще не было».

Когда Электрик вошел в нее, она поняла, что и не будет.

Игорь еще раз вошел в комнату, где нашли тело девочки. Посмотрел на лужу крови у кресла. На мгновение ему показалось, что на багровой поверхности что-то написано. Он подошел ближе. Нагнулся. Нет. Там был только неровный след от рукоятки массажера. Черт! Что случилось с этой девочкой? Ее будто вывернуло наизнанку. Для Савельева было все очевидным (в свете последних событий, разумеется). Призрак Александра Мансурова прыгает по квартирам, попадая в них не через дверь или окно (наверняка так делают обычные привидения), а через розетки. Наличие электрического прибора как единственного возможного орудия преступления только подтверждало существование Электрика в новом обличии. Но, опять же, подтверждало для Савельева и больше ни для кого. Однако Игорь сейчас не у дел, а прокурорский следак тупо отправит это дело в очередной «глухарь».

– Что здесь происходит?

Голос человека, привыкшего отдавать приказы, заставил обернуться Савельева и Пришвина.

– А вы, собственно, кто? – вопросом на вопрос ответил Костя.

– Я хозяин квартиры…

Игорю показалось, что мужчина непременно добавил бы что-то типа: вашу мать или черт возьми , но его сдержало появление Данилкина – участкового. Савельев вдруг представил хозяина квартиры в охране тюрьмы. А что, если?..

– Скажите, вы случайно не работали в городской тюрьме десять лет назад?

От этого вопроса опешили даже Данилкин и Пришвин.

– Что?! – взревел Колтун. – Что вы такое говорите?! Вы в своем уме?! При чем тут тюрьма, черт возьми?!

– Анатолий Иванович, – произнес Данилкин, – вашу дочь убили.

– Как? – выдавила из себя стоявшая рядом с ним женщина. Хрупкая, небольшого роста, но в ней чувствовалась внутренняя сила. Она прошла в комнату, отодвинув остолбеневшего мужа в сторону, и посмотрела сначала на лужу, а затем на Савельева.

– Я, – произнесла она, – я работала десять лет назад в Донской городской тюрьме.

– Вы меняли фамилию? – спросил Игорь и поймал себя на мысли, что сейчас стал каким-то сентиментальным. Ему вдруг стало как-то не по себе от того, что он задает вопросы матери, у которой только что убили дочь. Раньше ему это не приходило в голову, да и не должно было приходить. Тут не до сантиментов. Тут надо, как говорится, по горячим следам, пока тело не остыло. Черт! Игорю даже за эти мысли стало стыдно.

– Скажите, что вам от нас нужно, – тихо произнес Анатолий Иванович.

Женщина остановила его жестом. Он повиновался, словно ротвейлер. Послушный, но опасный. Игорь очень надеялся, что хрупкая женщина не скажет «фас». Она присела и подняла мокрые от слез глаза на Игоря.

– Если это как-то поможет следствию… Да, я работала в 2001 году в городской тюрьме врачом в санчасти. Фамилия моя тогда была Малышева.

Паша был в ужасе. Предка своего он не особо жаловал, однако, когда умирает человек, нужно скорбеть. Но он не горевал – был в ужасе. Его больше поражали смерти друзей, чем старого козла, формально считающегося его отцом. Когда это началось? Да черт его знает! Может, с самого рождения, может, десять лет назад. Павел никогда не был близок с отцом. И поэтому плевать он хотел на то, что сдох этот, по сути, чужой человек. Смерть друзей его волновала только по одной причине. Пашка понял: за ними кто-то охотится, и это значило, что скоро придут и за ним. Он не знал кто, а самое обидное, он не знал, за что. Ему было страшно. Очень страшно. Он торчал дома и боялся даже включить телевизор.

Закутавшись в одеяло, Паша сидел на кухне и ждал, когда разогреется лазанья в микроволновке. Размеренный гул печи сбивал с мысли. А когда звякнул таймер, Паша даже подпрыгнул. Ему было тревожно. Он очень надеялся на то, что его не придут убивать в его же собственной квартире, но Пашка чувствовал, что какая-то опасность таится в каждом электрическом приборе. Он встал со стула, поправил одеяло и подошел к холодильнику, на котором стояла микроволновая печь. Везде опасность. Везде. Паша протянул руку к дверце, но в последний момент отдернул.

«Если ты так будешь дергаться, то скорее умрешь от голода».

Паша коснулся ручки, но ничего не произошло. Тогда он смело дернул дверцу на себя. И тут же отшатнулся. Одеяло упало к его ногам, бледные угловатые колени затряслись. Еще чуть-чуть, и трясущиеся палки, когда-то служившие ему ногами, могли не выдержать и подкоситься. На круглом подносе в печи лежала лысая голова мужчины. Паша не знал, что ему делать. Он хотел вскрикнуть, но только жалко пискнул. Запекшаяся голова открыла глаза, потрескавшиеся губы скривила ухмылка.

– Надели Пасе галосы и гамасы, – произнесла голова.

Павел на негнущихся ногах подбежал к микроволновке и захлопнул дверцу. Подхватил одеяло и побежал к себе в спальню.

Могла ли с ним хоть что-нибудь сделать запеченная голова? Вряд ли! Да она даже выбраться не сможет из печки. Если начистоту, то она и попасть туда не могла сама. Значит, надо бояться того, кто ее туда положил.

«Удивительное дело: меня ни черта не беспокоит, почему башка разговаривает. Зато очень волнует тот, кто ее туда запихнул».

А ничего удивительного. Голова мертвого человека не сможет тебя убить, как бы разговорчива она ни была. Да, черт возьми, она не станет опасной, даже если вдруг запоет «Черные глаза». Вот кто по-настоящему опасен, так это тот, кто скрывался сейчас от него. Скрывался, чтобы убить. Кто-то проник в его квартиру и теперь где-то прячется. Павел очень надеялся, что он не в спальне.

Курагин схватил телефон с полочки в прихожей, запутался в одеяле, упал и, удерживая в руке трубку, пополз в спальню. Захлопнул дверь и сел за ней, придавив телом. Перевел дыхание и набрал номер Юрки: