Марьяна Романова - Мертвые из Верхнего Лога

Зато были они , другие.

Поляну медленно заполнял синеватый горький дым — в ее глаза и горло будто швырнули горсть толченого стекла. Всматриваться в пространство было трудно, поэтому Даша сперва приняла их за колебания клубов дыма. Но когда они подошли ближе, все-таки рассмотрела, отшатнулась и поползла назад, пытаясь встать на ноги. Наконец ей это удалось. Но она успела сделать лишь несколько неуверенных шагов в сторону леса и остановилась — там тоже были они .

Они шли медленно, тяжело переставляли ноги. Лица их были одинаково равнодушными, слабые шеи не могли удерживать голову ровно. У кого-то голова безвольно упала на грудь, и им приходилось смотреть исподлобья своими тусклыми белесыми глазами. Это было так жутко, жутко… Какая-то женщина в полуистлевшем платье уронила голову на плечо, и челюсть ее съехала в сторону, чуть обнажив крупные желтоватые зубы. У живых людей зубы поблескивают, смоченные слюной, у нее же были сухие, матовые. У другой женщины длинные спутанные волосы, тусклые и похожие на паклю, почти целиком закрывали лицо, но кажется, ей не требовались глаза, чтобы идти в правильном направлении, — она передвигалась с той же скоростью, что и остальные.

Движения их были какими-то ломаными. Был среди них старик с полуотгнившей верхней губой, который при каждом шаге выбрасывал вперед плечо, как будто конвульсировал. Были и дети, ступавшие столь же тяжело.

Даша упала на землю, первобытный ужас сковал ее горло. Ей было трудно дышать, и казалось невозможным ни закричать, ни заплакать. Она будто бы окаменела.

Мертвые окружили ее плотным кольцом, и девочка явственно ощущала их смрад. Сладковатый запах гниющей плоти, густая влажная земля, сырой погреб, размокшие доски, плесень, сырость, болотная ряска, ледяные камни, корни, лилии — какофония тревожных запахов обрушилась на нее.

Узнала Даша и тех, кто когда-то уже приходил к ней, кто стоял над ее кроватью и заставил убежать в лес. Вот они — старик с пустым рукавом и желтоватой свалявшейся бородой, босоногая женщина, синеватые губы которой перепачканы запекшейся кровью, мальчик лет десяти, лишенный глаз.

Все они подходили ближе и ближе, тянули к ней белые мертвые руки.

Неожиданно Даша ощутила странную слабость — как будто ей в вену ввели наркотическое вещество. Она вдруг вспомнила, как в ее самый первый день в лесном поселении Лада предупредила: «Ни в коем случае долго не смотри им в глаза. У них взгляд усыпляющий. Обмякнешь, тут они и схватят тебя». Вспомнила — и в тот же момент ощутила ледяное прикосновение чьей-то руки: вокруг ее щиколотки сомкнулись мертвые пальцы.

Даша почти равнодушно взглянула на ту, которая оказалась первой, темноволосая женщина лет сорока с небольшим. Вернее, столько ей было, когда она умерла, а так — кто ее знает, давно ли покойница шляется по лесу. Рука ее была тонкой, как у пианистки, а хватка — железная. Об этом Лада тоже предупреждала: «Сильные они . Сама не знаю, откуда в них это берется. Даже дети. Как схватит — будто в тиски попадаешь. И не освободиться никак».

Девочка даже не сопротивлялась. Кто-то опустил руки на ее плечи — и ладони были холоднее могильных плит. Маленький мальчик, который и ходить еще не умел, подполз с боку и крошечной ручонкой уцепился за подол ее платья. Даша обернулась — его ручка была совсем белая, в зеленовато-синих пятнах, под ногтями земля.

Она покорно ждала своей участи и хотела одного — чтобы все быстрее закончилось.

За двадцать пять лет до описываемых событий.

Где-то в Центральной Африке

Никогда в жизни — ни до, ни после того дня — Хунсагу не доводилось испытывать такого страха. Казалось, первобытный ужас заполнил каждую клеточку его тела, сделал мускулы деревянными, сдавил горло холодной стальной пятерней.

Хунсаг всегда считал, что у него скорость и реакция змеи. Не раз ему приходилось вступать в бой с самыми разными соперниками, среди которых оказывались и азиатские воины-мастера, и банальные уличные головорезы с самодельными заточками, и наемные киллеры (да, была в его жизни короткая глава, когда его хотели лишить будущего, но это случилось так давно, что Хунсаг уже не вспоминал те дни, не придавая им значения) — и всегда он одерживал победу, никому не удалось положить его на лопатки. В нем сочетались мощь и ловкость, гибкость и умение принимать правильное решение в нужный момент, железная воля и непоколебимая вера в собственные силы.

Но в ту ночь что-то вдруг изменилось в нем. И он снова стал тем, кого привык презирать, — обычным человеком. Сейчас Хунсаг стоял с расширенными от ужаса глазами, а мертвец пытался подняться, цепляясь за его штанину. Пальцы мертвого были крепкими, как будто железными, с каждой минутой он словно набирался сил. Вот уже ему удалось сесть на корточки, затем, не отпуская ногу Хунсага, он пытался встать, хотя ноги его дрожали.

Шея покойного действительно была сломана, поэтому голова неестественно отклонилась назад. Перекошенный рот приоткрыт, темные губы блестят от смолы. Все, что Хунсаг мог, — лишь покорно ждать своей участи. Он будто бы больше не принадлежал ни этому миру, ни себе самому.

Наконец мертвецу удалось встать. Каким-то лошадиным движением он мотнул головой, и та перекатилась вперед — так, что Хунсаг смог видеть его глаза, которые были темными, как ночь, и не выражали ничего. Черные руки с розовыми ладонями потянулись к лицу…

Хунсаг понял, что доживает последние минуты на Земле. Смерть, которую мудрецы советуют воспринимать как советчицу, никогда не отпускать мысли о ней, сравнивая все незначительные земные проблемы с надвигающейся Вечностью, застигла его врасплох.

И в тот момент, когда он уже был готов в последний раз втянуть в легкие горячий, исполненный странных тревожных ароматов африканский воздух, вдруг случилось странное.

Мертвец замер, не отпуская лица Хунсага. Одна его ладонь лежала на лбу, другая — закрывала рот. И самым удивительным было то, что руки эти не излучали угрозу. Мертвец ничего не делал — не пытался разорвать плоть незнакомца, впиться зубами в его шею. Нет, он просто стоял рядом. Однако когда Хунсаг осторожно попробовал пошевелиться, мертвец быстро опустил одну руку и схватил его за плечо.

— Не двигайся, — послышался насмешливый голос.

Бобогото, с блестящим от пота антрацитовым лицом, стоял рядом и недобро усмехался. Казалось, страх Хунсага его веселит.

— Он… подчиняется тебе? — рискнул спросить Хунсаг. — Держит меня по твоему приказу?

Колдун рассмеялся — коротко и сухо.

— Странные у тебя представления о мире, — наконец сказал он. — Сильный должен приказывать слабому. Нет, он мне не подчиняется. Во всяком случае, не в том смысле, который вкладываешь в это слово ты.