Клайв Баркер - Таинство

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Бетлинн. — Хотите что-нибудь выпить?

— Немного воды было бы здорово. Спасибо.

Она пошла за водой, оставив его устраиваться на удобном диване. Не успел он сделать это, как огромный полосатый кот прыгнул на подлокотник (легкость, с которой он это сделал, не соответствовала его размерам) и заурчал в предвкушении ласки.

— Бог мой, какой ты красавец, — сказал Уилл.

Кот подставил голову под его руку и прижался к ладони.

— Чингис, не приставай, — сказала Бетлинн, вернувшаяся с водой.

— Чингис — в смысле Чингисхан?

Бетлинн кивнула.

— Бич христианского мира. — Она поставила стакан Уилла на стол и отпила из своего. — Язычник до мозга костей.

— Кот или хан?

— Оба, — сказала Бетлинн. — Не обольщайтесь. Он ко всем так пристает.

— Очень мило с его стороны. Слушайте, что касается вечеринки у Пата… Виноват. Я иногда впадаю в такие настроения — всё не по мне. Приношу свои извинения.

— Одного вполне достаточно, — сказала Бетлинн, и голос ее был теплее, чем слова. — Мы все составляем представление о человеке. Я, признаюсь, составила свое о вас, и оно не было более лестным, чем ваше обо мне.

— Из-за моих фотографий?

— И некоторых статей. Может быть, вас выставили в ложном свете, но должна сказать, что, судя по статьям, вы казались законченным пессимистом.

— Нет, меня не выставили в ложном свете… Я стал таким… из-за того, что видел…

Хотя он изо всех сил старался согнать с лица идиотскую улыбку, которую увидела Бетлинн, открыв дверь, она снова появилась. Даже в этой просто убранной комнате его глаза находили откровения. Солнечный луч на стене, цветы на подоконнике, кот на коленях — все сияло, мерцало, переливалось разными цветами. Он силился держать себя в руках, чтобы не оборвать нить разговора с Бетлинн и чтобы не начать, как малый ребенок, рассказывать о том, что открывалось и открывалось его глазам.

— Я знаю, вы, вероятно, думаете, что многое из того, чем я занимаюсь с Патриком, — сентиментальная чушь, — говорила Бетлинн, — но целительство для меня не бизнес, это мое призвание. Я делаю то, что делаю, потому что хочу помогать людям.

— Вы думаете, в ваших силах их исцелить?

— Нет. В медицинском смысле — нет. У него вирусная инфекция. Я не могу сделать так, чтобы вирус ужаснулся и погиб. Но я могу наладить отношения больного Патрика со здоровым. С тем Патриком, который никогда не заболеет, потому что он часть чего-то, неподвластного болезни.

— Часть Бога?

— Если хотите, можете использовать это слово, — сказала Бетлинн. — Для меня оно немного отдает чем-то ветхозаветным.

— Но вы имеете в виду Бога.

— Да, я имею в виду Бога.

— А Патрик знает, что происходит? Или думает, что он на пути к выздоровлению?

— Не нужно спрашивать об этом у меня. Вы знаете его гораздо лучше. Он очень умный человек. И если он болен, это еще не значит, что он обманывает себя.

— При всем уважении, — заметил Уилл, — я спрашивал не об этом.

— Если вы спрашиваете, лгала ли я ему, отвечаю: нет. Я никогда не обещала, что он выйдет из этой передряги живым. Но он может выйти и выйдет цельным.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что когда он найдет себя в вечности, то не будет бояться смерти. Он будет принимать ее как должное. Как часть процесса. Ни больше ни меньше.

— Если это часть процесса, то какое имеет значение, видел он мои фотографии или нет?

— Я все время думала, когда мы дойдем до этого, — сказала Бетлинн, откидываясь на спинку стула. — Я просто… не считала, что они оказывают на него положительное влияние, только и всего. Сейчас он очень чувствителен, реагирует на любое влияние, плохое или хорошее. Ваши фотографии оказывают очень мощное воздействие, тут нет сомнений. Они меня едва не загипнотизировали, когда я увидела их впервые. Я бы даже сказала, что они представляют собой некую форму магии.

— Это всего лишь фотографии животных, — сказал Уилл.

— Гораздо больше, чем просто фотографии. И если вы меня простите за эти слова, хотя, возможно, и нет… и гораздо меньше.

В другой день, в ином душевном состоянии Уилл, вероятно, ринулся бы защищать свои работы. Но сейчас он слушал с некоторой отстраненностью.

— Вы не согласны? — спросила Бетлинн.

— Что касается магии — да, согласен.

— Когда я говорю о магии, я не имею в виду нечто сказочное. Я говорю о воздействии, изменяющем мир. Ведь ваше искусство ставит перед собой именно такие задачи? На мой взгляд, это попытка инициировать изменения — попытка ошибочная, но абсолютно искренняя. Вы, конечно, можете сказать, что любое искусство ставит перед собой такую цель. Может, так оно и есть, но вы знаете силы, с которыми заигрываете. Вы в поисках чего-то более действенного, чем фотографирование Золотых ворот. Иными словами, я думаю, у вас инстинкты шамана. Вы хотите быть посредником, каналом, чтобы передавать племени некое видение, которое человек не в силах охватить собственным взором… Возможно, это божественное видение, возможно — сатанинское, я не уверена, что вы понимаете разницу. Вам мои слова внушают доверие или вы просто сидите и думаете, что я говорю слишком много?

— Я вовсе так не думаю, — сказал Уилл.

— С вами кто-нибудь говорил об этом?

— Да. Один человек. Когда я был мальчишкой. Он был…

— Молчите, — перебила Бетлинн, быстро поднимая руку перед собой, словно отталкивая информацию. — Я бы предпочла, чтобы вы не делились со мной этим.

— Почему?

Она встала и подошла к окну, легким касанием отщипнула увядший лист с камелии.

— Чем меньше я знаю о том, что вами движет, тем лучше для всех, кто в этом заинтересован, — ответила она с деланым равнодушием. — У меня достаточно своих призраков, чтобы позаимствовать еще и ваши. Так бывает, Уилл. Это как вирус.

Не слишком удачная аналогия.

— Неужели все так плохо? — спросил Уилл.

— Думаю, вы сейчас пребываете в необыкновенном состоянии. Я смотрю на вас и вижу человека, способного творить великое добро или… — Она пожала плечами. — Возможно, я упрощаю. Может, это не вопрос добра и зла.

Она оглянулась на него, на ее лице застыла маска невозмутимости, словно она не хотела, чтобы он разгадал ее истинные чувства.

— Вы клубок противоречий, Уилл. Думаю, это можно сказать о многих геях. Они хотят чего-то отличного от того, чему их учили, и это… я не знаю подходящего слова… это каким-то образом пятнает их.

Она внимательно смотрела на Уилла, продолжая сохранять маску на лице.

— Но с вами происходит нечто другое. Говоря по правде, я не знаю, что вижу, когда смотрю на вас, и из-за этого нервничаю. Может быть, вы святой, Уилл. Но я почему-то сомневаюсь в этом. Что бы ни двигало вами… Если быть до конца откровенной, что бы ни двигало вами, оно пугает меня.