Стивен Кинг - Противостояние.Том I

Ник пожал плечами и выдавил извиняющуюся улыбку.

— Что ж, — сказала она, подходя к нему вплотную, — ты недурен собой. Это уже кое-что. — Она положила ладонь на его руку и почти коснулась его своей грудью. До него доносились запахи по меньшей мере трех видов духов, которые все же не могли заглушить неприятный запах ее пота.

— Меня зовут Джули, — сказала она. — Джули Лори. А тебя как? — Она хихикнула. — Не можешь сказать, да? Ах ты бедненький. — Она придвинулась ближе и потерлась об него грудью. Ему стало очень жарко. Какого черта, неловко подумал он, она ведь еще совсем ребенок.

Он отодвинулся от нее, вытащил из кармана блокнот и начал писать. Не успел он написать и двух строчек, как она перегнулась через его плечо, чтобы посмотреть, что он там пишет. Лифчика на ней не было. О Господи! Быстро же она оправилась от испуга… Строчки стали выходить не совсем ровные.

— Ух ты, — сказала она так, словно он был обезьяной, способной выполнить какой-то сложный трюк. Ник смотрел в свой блокнот и не «читал» ее слов, но чувствовал на себе щекочущее тепло ее дыхания.

Я — Ник Андрос. Я глухонемой. Я путешествую с человеком по имени Том Каллен — он немного слабоумный. Он не умеет читать и понимает только самые простые мои жесты. Мы едем в Небраску, поскольку, я думаю, там могут быть люди. Если хочешь, поедем с нами.

— Конечно, — тут же сказала она, а потом вспомнила, что он глухой, и, очень ясно выговаривая слова, спросила: — Ты умеешь читать по губам?

Ник кивнул.

— Отлично, — облегченно вздохнула она. — Я так рада, что повстречала хоть кого-то, и плевать, глухонемые они там или слабоумные. Тут погано. Я почти не сплю по ночам, с тех пор как вырубилось электричество. — Ее лицо исказила гримаса печали, больше подходящая героине мыльной оперы, чем обычному человеку. — Понимаешь, мои мамочка и папа умерли две недели назад, мне было так одиноко. — С рыданием она бросилась Нику в объятия и принялась тереться об него в своеобразном приступе скорби, больше похожем на непристойную пародию на горе.

Когда она отлипла от него, глаза ее были сухими и ярко блестели.

— Эй, давай займемся этим, — сказала она. — Ты просто прелесть.

Ник вытаращился на нее. Этого не может быть, подумал он.

Но все было вполне реально. Она тянула его за ремень.

— Давай. Я на таблетках. Никакого риска. — Она на секунду запнулась. — Ты ведь можешь, правда? Я хочу сказать… То, что ты не можешь говорить, ведь не значит, что ты не можешь…

Он выставил ладони вперед, наверное, желая взять ее за плечи, но вместо этого наткнулся на ее груди. На этом все сопротивление, на которое он был способен, закончилось. Все разумные мысли вылетели из головы. Уложив на пол, он взял ее.

Поднявшись, он подошел к двери и, застегивая ремень, выглянул наружу — посмотреть, что делает Том. Тот по-прежнему лежал на скамейке в парке и спал крепким сном. Джули подошла к Нику, брызгая на себя духи из нового флакона.

— Это тот слабоумный? — спросила она.

Ник кивнул, хотя ему не нравилось это слово. Оно казалось слишком жестоким.

Она начала болтать о себе, и Ник с облегчением понял, что она не намного моложе его — ей было семнадцать. Ее мамочка и все подруги всегда называли ее Ангельским Личиком или просто Ангелочком, сказала она, потому что она так молодо выглядит. В течение следующего часа она рассказала ему еще кучу всего, и Ник никак не мог отделить правду от лжи… или, если угодно, желаемое от действительного. Она, наверное, всю свою жизнь ждала кого-то вроде него, кто не мог бы оборвать ее нескончаемый монолог. Глаза Ника уже устали следить за ее розовыми губками, выговаривающими слова. Но стоило ему оторвать взгляд хоть на секунду, чтобы проверить, как там Том, или посмотреть на выбитую витрину магазина одежды напротив, ее ладошка касалась его щеки, призывая его глаза назад, к ее ротику. Она хотела, чтобы он «слушал» все, что она говорит, и ничего не пропускал. Поначалу она раздражала его, а потом просто надоела. Невероятно, но уже через час он поймал себя на том, что, во-первых, жалеет, что встретил ее, а во-вторых, здорово бы обрадовался, если бы она передумала и не поехала с ними.

Она «тащилась» от рок-музыки и марихуаны и любила то, что называла «колумбийскими короткими заездами» и «поджарочками». У нее был дружок, но ему так опротивели «правила поведения» в местной средней школе, что он бросил ее и поступил в морскую пехоту прошлым апрелем. С тех пор она его не видела, но исправно писала письма каждую неделю. Со своими двумя подружками, Рут Хонннгер и Мэри Бет Гуч, они ходили на все рок-концерты в Уичите, а в сентябре добрались автостопом аж до Канзас-Сити, чтобы поглядеть концерт Ван Халена и «Монстров тяжелого металла». Она божилась, что «проделывала это» с бас-гитаристом «Доккенов», и говорила, что это была «самая классная штуковина за всю мою жизнь»; она «ревела и ревела» после смерти своих родителей, целые сутки по каждому из них, хотя мать ее была «жеманной сучкой», а у отца «вожжа под хвост попала» насчет Ронни, ее дружка, который уехал из города и записался в морскую пехоту. После окончания средней школы она собиралась стать косметичкой в Уичите или «свалить в Голливуд и подыскать работенку в какой-нибудь компании, которая отделывает дома кинозвезд, — я ведь классно секу в интерьерах и декорациях, а Мэри Бет обещала, что поедет со мной».

На этом месте она неожиданно вспомнила, что Мэри Бет Гуч мертва и что ее перспектива стать косметичкой или дизайнером по интерьерам кинозвезд умерла вместе с подругой и… со всем остальным. Кажется, это вызвало у нее более естественный приступ горя. Впрочем, взрыва, не последовало — так, небольшой скулеж.

Когда поток ее слов понемногу иссяк, по крайнем мере на время, она вновь пожелала «проделать это» (как она застенчиво выразилась). Ник отрицательно покачал головой, она моментально надулась и сказала:

— Может, я и не захочу с тобой поехать.

Ник пожал плечами.

— Глухая-глухая-глухая тетеря, — вдруг резко выпалила она, и в глазах ее засветилась злоба. Потом она улыбнулась. — Я не хотела тебя обидеть. Это была просто шутка.

Ник смотрел на нее без всякого выражения. Случалось, его обзывали и похуже, но было в ней что-то такое, что ему очень не нравилось. Какая-то неутомимая переменчивость. Если такая разозлится, она не станет орать и раздавать пощечины — нет. Она будет рвать тебя когтями. Неожиданно его охватила абсолютная уверенность, что она солгала про свой возраст. Ей не было семнадцати, как не было и четырнадцати, и двадцати одного. Ей было столько, сколько тебе хотелось, пока… ты нуждался в ней больше, чем она в тебе, желал ее сильнее, чем она тебя. Она выступила сейчас в роли сексуальной кошечки, но Нику пришло в голову, что ее сексуальность не более чем демонстрация чего-то иного, какого-то иного свойства ее личности, вернее… не демонстрация, а симптом. Но слово «симптом» применяют к тем, кто болен, не так ли? Он что же, считал ее больной? В каком-то смысле да, и неожиданно он испугался того, как прореагирует на ее появление Том.