Дин Кунц - Шорохи

Синтия Уиллис оказалась деловой, довольно привлекательной темнокожей женщиной тридцати с чем-то лет. У нее была аккуратная прическа и ухоженные руки с безукоризненным маникюром. Мисс Уиллис держалась с большим достоинством. Она опустилась на предложенный стул и выпрямила спину.

Джошуа достал из конверта пятнадцать фотографий разных людей, когда-либо проживавших в Санта-Елене, и разложил на столе.

– Мисс Уиллис… – начал он.

Женщина поправила:

– Миссис Уиллис.

– Прошу прощения, миссис Уиллис. Будьте добры взглянуть на эти снимки и сказать, есть ли среди них фотография Бруно Фрая.

Женщина перебрала все пятнадцать фотографий и выбрала две.

– Вот он.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Это было нетрудно. Остальные нисколечко на него не похожи.

Она прекрасно справилась с заданием. Джошуа намеренно выбрал фотографии качеством похуже. Кроме того, вопреки ее утверждению, некоторые лица смахивали на Бруно Фрая. Однако это не сбило миссис Уиллис с толку. Она постучала по двум снимкам указательным пальцем.

– Вот человек, который приходил в прошлый четверг вечером.

– Утром в четверг, – возразил Джошуа, – он был убит в Лос-Анджелесе.

– Не может быть, – заявила женщина. – Здесь какая-то ошибка.

– Я сам видел труп. В воскресенье мы погребли его в Санта-Елене.

Кассир покачала головой.

– Скорее всего вы похоронили кого-то другого.

– Я знал Бруно с пятнадцатилетнего возраста, – настаивал Джошуа. – Я не мог ошибиться.

– А я говорю, что видела именно его, – стояла на своем миссис Уиллис. Она бросила взгляд на Престона – отнюдь не тревожный, потому что знала себе цену. – Пусть мистер Престон думает, что хочет: он не видел клиента. А я видела. Это был мистер Фрай. Вот уже пять лет, как он регулярно является в банк. Обычно он клал на свой счет пару тысяч долларов, иногда три тысячи – как правило, наличными. Это не часто встречается, поэтому-то я его и запомнила. Да еще внешность. Стальные мускулы. Я могу поклясться, что именно он, а не кто-то другой подошел в тот вечер к моему окошку. Да хоть бы я его и не видела – мигом узнала бы по голосу.

– Голос можно подделать, – изрек Престон.

– Только не такой, – парировала его подчиненная.

– Все можно подделать, – высказал свое мнение Джошуа. – Просто иногда это требует больших усилий.

– А глаза? – не сдавалась миссис Уиллис.

– Что глаза?

– Они были холодны, как лед, – сказала женщина. – Не из-за серо-голубого цвета. Просто очень жесткие и колючие. Он почти никогда не смотрел вам в лицо, а всегда в сторону, словно боялся, что вы прочитаете его мысли. Зато уж если взглядывал на вас в упор, у вас появлялось такое ощущение, как будто вы имеете дело с… не совсем нормальным человеком.

Верный служебной этике, Престон поспешил возразить:

– Миссис Уиллис, я полагаю, мистер Райнхарт предпочитает, чтобы вы придерживались фактов, а не высказывали собственное мнение. Это только запутывает вопрос.

Кассир упрямо покачала головой.

– Я знаю только одно: у человека, который приходил сюда в прошлый четверг, были те самые глаза.

Джошуа оторопел. Дело в том, что он и сам, глядя на Бруно, не раз думал: вот человек, терпящий жестокую нравственную пытку. В глазах Фрая жило какое-то затравленное выражение – но также и та леденящая жестокость, о которой упомянула миссис Уиллис.

После ее ухода Рональд Престон вызвал Джейн Симмонс, ту самую служащую, которая препроводила двойника Бруно Фрая в хранилище. Это была женщина лет двадцати семи, рыжая и зеленоглазая, с курносым носом и сварливым характером. Ее унылый голос и раздражительность произвели на Джошуа самое неблагоприятное впечатление, и он невольно отдал дань худшим сторонам своей натуры. Однако от его вспышек нетерпения женщина становилась все брюзгливее. Да, темнокожая миссис Уиллис понравилась ему гораздо больше. Однако и Джейн Симмонс производила впечатление честной и правдивой сотрудницы.

– Ну, и что вы обо всем этом думаете? – поинтересовался Престон, когда они остались одни.

– Не похоже на сговор, – ответил Джошуа.

Его собеседник постарался скрыть облегчение.

– Должно быть, – продолжал адвокат, – человек, обратившийся к вам в прошлый четверг, обладал поразительным сходством с Фраем. Что же касается миссис Уиллис, то она показалась мне весьма знающим и добросовестным работником. На вашем месте я бы ее более эффективно использовал.

Престон откашлялся.

– Ну, и… что же теперь делать?

– Я бы хотел взглянуть на содержимое сейфа.

– Очевидно, у вас нет ключа?

– Нет, Фрай пока еще не встал из могилы, чтобы отдать мне его.

– Я думал, может, вы наткнулись на него среди прочих вещей.

– Нет. Раз он оказался у самозванца, значит, скорее всего это и был настоящий ключ Бруно Фрая.

– Но как он к нему попал? Если предположить, что мистер Фрай сам отдал ключ и попросил снять деньги со счетов, тогда все становится на свои места.

– Мистер Фрай не мог дать такого поручения: он был уже мертв. Так вы позволите мне взглянуть на содержимое сейфа?

– Нужно иметь оба ключа одновременно, – объяснил Престон. – Клиента и банка. В противном случае придется взломать дверцу.

– Прошу вас как можно скорее сделать это, – сухо ответил Джошуа.

Через тридцать пять минут они с Престоном стояли в хранилище банка и наблюдали за тем, как технический работник взламывал внешнюю дверцу сейфа.

– Готово, – торжественно произнес Престон. – А чтобы никто потом не мог обвинить банк в незаконном изъятии ценностей, прошу вас открыть внутреннюю дверцу в моем присутствии.

– Разумеется, – кисло пробормотал Джошуа. Внутри оказался лишь один запечатанный конверт, а в нем – листок бумаги с отпечатанным на машинке текстом.

За всю свою жизнь Джошуа не приходилось читать ничего более странного. Казалось, писал человек в состоянии белой горячки.

«Четверг, 25 сентября.

Тем, кого это касается.

Моя мать, Кэтрин Энн Фрай, скончалась пять лет назад, но продолжает приходить ко мне в новых обличьях. Она знает секрет, как воскресать из мертвых, и хочет погубить меня. Сейчас она живет в Лос-Анджелесе под именем Хилари Томас.

Сегодня утром она дважды поразила меня ножом, и я умер. Теперь моя задача – вернуться и умертвить ее раньше, чем она убьет меня во второй раз. Потому что тогда я уже не воскресну, так как не обладаю ключом к тайне.

Мне так пусто, так одиноко. Я больше не являюсь единым целым. Оставляю эту записку на случай, если она победит. Пока я не умер во второй раз, это – моя сокровенная война, моя и ничья больше. Я не могу выступить с открытым забралом и обратиться в полицию, иначе все узнают, кто я, и что я, и как всю жизнь прятался, – и тогда они насмерть забьют меня камнями. Но если она вторично убьет меня, это уже не будет иметь значения. Возможно, прочитавший записку отыщет средство остановить ее.