Дин Кунц - До рая подать рукой

Он смотрит в заднее стекло «Камаро», чтобы убедиться, что Полли и Кэсс следуют за ними во взятом напрокат автомобиле Ноя. Да, Полли за рулем, Кэсс сидит рядом. Сумки, несомненно, рядом с ними, все лучше, когда оружие под рукой.

Если он потеряет близняшек, своих великолепных сестер, у него разорвется сердце, а потому он не должен их потерять. Никогда. И так он потерял слишком многих.

Микки ведет «Камаро», Ной сидит рядом с ней. Лайлани делит с ним заднее сиденье, а Желтый Бок лежит между ними. Устав после заполненного множеством событий дня, собака спит.

Они молчат, занятые своими мыслями, и Кертис их хорошо понимает. Иногда общаться легко, иной раз – трудно, а случается, когда общение не требует слов.

Когда они прибывают в кемпинг, дождь прекращается. Умытые сосны блестят зеленью. На кронах сверкают мириады капелек-бриллиантов. Стволы и ветви темны, как шоколад. Уже поют птицы, чирикают воробьи, приветствуя окончание грозы. Это удивительный мир, и мальчик-сирота любит его всем сердцем.

Путь к «Флитвуду» ведет мимо «Превоста», и, когда они приближаются к дому на колесах, служившему тюрьмой Лайлани, Кертис видит припаркованные рядом «Скорую помощь» и патрульную машину. Мигающий маячок последней не может заслонить собой красоту возвышающихся над ней деревьев, но напоминает Кертису, что в этом мире, пусть и прекрасном, больше тревог, чем покоя.

Полицейский, стоящий рядом с патрульной машиной, машет Микки рукой, предлагая побыстрее проезжать мимо.

Задняя дверца «Скорой помощи» открыта, там готовы принять больную.

Два фельдшера уже везут каталку от дома на колесах.

На ней лежит женщина. Хотя Кертис никогда не видел ее, он знает, кто она.

Ради ее же безопасности и безопасности тех, кто хочет ей помочь, мать Лайлани крепко привязана к каталке. Она бьется изо всех сил, пытаясь разорвать ремни. Голова ее мотается из стороны в сторону, она клянет фельдшеров, клянет зевак, кричит в серое небо.

Лайлани отворачивается, наклоняет голову, смотрит на руки, которые сложила на коленях.

На сиденье между ними ставшая ему сестрой по-прежнему спит. Сцена у «Превоста» ее не разбудила. Ее влажный бок поднимается и опадает в такт дыханию.

Когда «Камаро» проезжает мимо «Скорой помощи», Кертис наклоняется к Лайлани и поднимает деформированную руку с колен.

Она смотрит на него, глаза затуманены горем.

Он говорит: «Ш-ш-ш-ш» – и осторожно прижимает ее ладонь к боку спящей собаки, накрывая руку девочки своей.

В каждом мире есть собаки или их эквивалент, существа – верные спутники, существа с достаточно высоким уровнем интеллекта, пусть и не самым высоким, а потому их простые желания и потребности позволяют им оставаться невинными. Сочетание невинности и разумности позволяет им служить мостиком между преходящим и вечным, между конечным и бесконечным.

Из трех трюков, доступных Кертису, первый – способность навязывать свою волю материи на микроуровне, где сила воли всегда побеждает. Второй – умение устанавливать связь мальчик – собака. И третий – возможность научить второму любого, кого он встретит, и именно этим третьим трюком он может спасти мир.

– Ш-ш-ш-ш, – повторяет он, и глаза Лайлани расширяются, когда он берет ее с собой в собачьи сны.

Для тех, кто в отчаянии думал, что жизнь их бессмысленна и бесцельна, для тех, кто пребывал в одиночестве, которое иссушало сердце, для тех, кто ненавидел, потому что человечество отвергало их, для тех, кто губил свою жизнь в жалости к себе и самоуничтожении, потеряв спасительную мудрость, с которой они родились, для них всех и многих других надежда ждет в собачьих снах, где святая основа жизни проявляется во всей своей красе, не сокрытая человеческими похотью, жадностью, завистью и безграничным страхом. Здесь, в снящихся собаке лесах и полях, на берегах рек, где везде и во всем проявляет себя игривое Присутствие, Кертис может показать Лайлани главное, на что она лишь решалась надеяться: хотя мать никогда не любила ее, есть Тот, кто любил всегда.

Желтый Бок вбегает в распахнутые двойные двери кабинета, сжимая в зубах ярко раскрашенную игрушку. Его преследуют два золотистых ретривера: Розенкранц и Гильденштерн, или Рози и Джилли.

Здесь, в своем кабинете, Констанс Вероника Тейвнол, в недалеком будущем бывшая жена конгрессмена Джонатана Шармера, сидит за прекрасным, богато инкрустированным письменным столом и заполняет чек.

Дама напоминает Кертису Грейс Келли в таких фильмах, как «Поймать вора». Ей удается быть обаятельной и при этом горделивой, недоступно красивой и при этом сердечной, а уж грациозностью она не уступает Леде. Она, конечно, не столь огромна, величественна и великолепна, как Донелла, официантка из ресторана на стоянке грузовиков, но, наверное, второй Донеллы просто нет.

Ной наклоняется, чтобы поднять карты, лежащие у дивана, но мисс Тейвнол его останавливает:

– Нет-нет. Оставьте. Пусть еще полежат.

Чуть раньше, следуя указаниям Кертиса, ставшая ему сестрой выделила из перетасованной колоды карт всех червей. А потом носом и лапами разложила по ранжиру, от двойки до туза.

Рози пятится в холл через двери кабинета, тащит игрушку, которая состоит из переплетенных желтых и красных веревок с большим узлом на конце. Вместе с игрушкой она тащит и Желтый Бок, которая уцепилась за противоположный конец. Собаки рычат и стараются отнять игрушку друг у друга, но хвосты их виляют, виляют.

Мисс Тейвнол вырывает чек из чековой книжки и по столу придвигает Кертису. Почерк у нее каллиграфический.

Когда Кертис видит проставленную сумму, он присвистывает.

– О господи, миссис Тейвнол, вы уверены, что можете позволить себе такие расходы?

– Это на два дома на колесах, – отвечает она. – Они должны быть высшего класса, потому что вам предстоит проводить в них много времени.

Первый дом на колесах предназначается Микки, Лайлани и тете Джен. Второй – Ною, Кертису и… Ричарду, с которым он еще не встретился.

У Полли и Кэсс дом уже есть, спасибо голливудским разводам, на которых они настояли после того, как их мужья-продюсеры убили сценариста. Братья Флэкберги держали своих подчиненных в страхе, орали на них, как хотели, разве что не били, пусть и никогда не повышали голоса, имея дело с кинозвездами, критиками и с близняшками. Кэсс говорит, что братья всегда были милы с ней и Полли, и даже Полли соглашается, что дома они были настоящими плюшевыми медвежатами. Джулиан и Дон раньше никогда не убивали сценаристов и в данном случае прибегли к насилию лишь после того, как сценарист выиграл в суде дело о нарушении контракта. За долгие годы, проведенные в Голливуде, Джулиан и Дон нарушили сотни контрактов, может, тысячи, и всегда это сходило им с рук, потому что, защищаясь, они ссылались на временное помутнение рассудка от шока, вызванного тем, что принятая ими бизнес-схема ставилась с ног на голову.