Дин Кунц - Потерянные души

Из кухни Эрики Девкалион вышел в парк в центре города. С наступлением темноты он мог провести разведку, не привлекая к себе внимания.

Он изучил карту Рейнбоу-Фоллс с нанесенной на ней сеткой секунд долготы и широты, которую Эрика скачала ему из Интернета. И хотя никогда не был в этом городе, ему не составляло труда уверенно перемещаться от одного ориентира к другому. Как и обычно, чем чаще он путешествовал по какой-то конкретной территории, тем легче и точнее становились его переходы с места на место. Он быстро обретал все необходимые знания о каждом квадратном футе Рейнбоу-Фоллс.

Начал Девкалион с парка, потому что вечер выдался холодным, и он мог не сомневаться, что там не будет ни души. И действительно, фонари освещали только пустынные дорожки, и никто не сидел на скамейках, мимо которых проходил Девкалион.

В центре парка высилась статуя солдата, прижимающего каску к груди, с откинутой назад головой и устремленными к небу глазами. К гранитному пьедесталу крепились бронзовые таблички с именами и фамилиями молодых мужчин и женщин, которые родились в этом городе, ушли отсюда на войну и не вернулись домой.

Такие монументы всегда трогали оба сердца Девкалиона. Он чувствовал, что эти люди ему близки, они знали , как знал он, что зло – не просто слово и его нельзя, походя, переформулировать в угоду изменяющимся стандартам, они знали, что зло бродит по миру, и ему необходимо сопротивляться любой ценой. Отказ от сопротивления, любой компромисс со злом рано или поздно привел бы к тому, что на шее человечества затянулся бы смертельный узел, все невинные погибли бы и солнечный свет уже не смог бы разогнать вечную тьму.

Используя свои уникальные способности, Девкалион перемещался по парку. От монумента к пруду, к выходу на авеню святого Игнатия, к детской площадке с качелями и досками-качалками. Там и тут он просто шагал под деревьями, на которых голуби издавали звуки, напоминающие кошачье мурлыканье, и в конце концов вышел к Беапо-лейн, где постоял в густой тени сосен, наблюдая за проезжающими по улице автомобилями.

Сознательно он ничего не искал. Не мешал городу произвести на него впечатление, какое тому и хотелось. Будь Рейнбоу-Фоллс духовно здоровым городом, где надежда брала вверх над безысходностью, где процветала свобода, где добродетель заметно перевешивала греховность, Девкалион бы понял, что попал в хороший город. Но, если бы основание города начало гнить, он бы понял и это и интуитивно начал бы замечать следы, ведущие к источнику болезни.

Из парка он перебрался на берег реки, рядом со знаменитыми водопадами, над которыми постоянно клубился туман, а в солнечный день вились радуги. Но ночью туман обесцвечивался, превращался в легион белесых призраков, поднимающихся с каждого из шести каскадов и дрейфующих на восток, вниз по течению.

Отвернувшись от реки, он шагнул на колокольню церкви Святой Елены. Какое-то время смотрел на поток транспорта по Коди-стрит, на тепло одетых пешеходов, идущих домой или на обед в какой-нибудь ресторан, на покупателей за сверкающими витринами магазинов… потом оказался в тихом спальном районе, где жили представители среднего класса, в переулке за кинотеатром «Радуга», на плоской крыше, огороженной парапетом, с которой открывался вид на Беатут-авеню…

Автофургоны – только они вызвали у него недоумение. Он увидел их пять, в разных частях города: большие автофургоны с небесно-синими кабинами и белыми кузовами. Новенькие, чисто вымытые, сверкающие, без названия компании на бортах или дверцах кабины. Ни разу он не видел, чтобы их разгружали или в них что-то загружали. Они всегда проезжали мимо. В кабине всякий раз сидели двое мужчин, и Девкалион, наблюдая за ними, отметил, что в одном водители едины: выказывали абсолютное уважение к светофорам, знакам «Стоп», другим правилам дорожного движения.

Пользуясь своим даром, переносясь с крыши на крышу, к углу тихой улочки, в переулок, на темную автостоянку, вдоль которой проходила улица, снова на крыши, Девкалион шаг за шагом следовал за одним таким автофургоном, пока тот не прибыл к складу около железнодорожных путей. Большие ворота склада поднялись, фургон заехал в здание, ворота тут же опустились.

Девкалион обошел склад в поисках окна, но не нашел. Как и на автофургоне, на стенах он не увидел названия компании, которой этот склад принадлежал.

Он мог пройти сквозь стену так же легко, как и через открытую дверь, но не знал внутреннего устройства склада или того, что там происходило, поэтому его могли увидеть. Если бы автофургоны имели отношение к Виктору, Девкалиона бы засекли, его приметы передали бы Виктору, он лишился бы элемента внезапности, а ему не хотелось расставаться со столь крупным козырем.

Присев за большим мусорным контейнером, Девкалион не отрывал глаз от ворот, дожидаясь, когда они поднимутся вновь.

Эрика Пятая пробыла женой Виктора только два дня, пусть и насыщенных бурными событиями, поэтому на ее долю выпало меньше страданий в сравнении с теми Эриками, что были до нее. Она не успела узнать его так же хорошо, как знали они, но и двух дней хватило, чтобы она порадовалась тому, что он умер, и смерть его была мучительной, и принял он ее от рук собственных созданий. Но теперь, когда выяснилось, что он жив, – пусть не он сам, а его клон – ее охватило предчувствие дурного.

Она с готовностью согласилась во всем помогать Девкалиону, Карсон и Майклу, но, пока они оценивали ситуацию и составляли план действий, полагала, что может следовать привычному порядку. Больше всего она любила читать, посвящала этому занятию все вечера. Читала не для удовольствия: через книги пыталась понять, каково это – быть человеком.

Созданная в лаборатории, пусть из плоти и крови, она не могла считаться человеческим существом, несмотря на абсолютное – внешнее – сходство. Насколько она знала, ей не было места в этом упорядоченном мире. Она не была невинной, как вся живность, населяющая леса и поля, но и не была падшей, потому что ниоткуда не падала. Тем не менее во всем, кроме одного, самого важного, она не отличалась от человека, и с хорошей книгой, особенно с романом, могла полностью погрузиться в перипетии человеческих жизней и, страница за страницей, все лучше понимать их. Она не была человеком, но стремилась им стать.

За последние два года Джоко привык сидеть рядом с ней в гостиной или, в хорошую погоду, на крыльце, погрузившись в свою книгу. Время от времени он восклицал: «Ой-ей! Нет, нет! Кошмар! Катастрофа!» – если в книге происходило что-нибудь неожиданное, или что-то бормотал, или вздыхал, или смеялся. Но, сидя в кресле и держа книгу в руках (или в ногах, которые справлялись с этим ничуть не хуже), ее маленький друг никогда не проявлял гиперактивности, не начинал крутить пируэты или вертеть сальто. Книги служили для него риталином [37].