Стивен Кинг - Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]

Ему страшно хотелось пройти по заросшей дорожке среди сверчков и кузнечиков, подняться по ступенькам, протиснуться между досками заколоченной двери, попасть внутрь.

Он сглотнул и направился к дому, глядя на него словно под гипнозом. Дом в ответ смотрел на Бена с безразличием идиота.

Пройти прихожую, пахнущую сырой штукатуркой и гнилыми обоями, слушая возню мышей за стенами. Кругом будет валяться масса всякой дребедени, и можно подобрать что-нибудь — пресс-папье, например, — и положить в карман. Потом, вместо того чтобы пройти через кухню, можно повернуть налево и подняться по лестничке, и под ногами будет хрустеть обвалившаяся за годы с потолка штукатурка. В лестничке четырнадцать ступенек, точно, четырнадцать. Но верхняя меньше других, она словно добавлена специально, чтобы избежать несчастливого числа. Остановиться на верхней площадке лестницы, глядя на закрытую дверь. И, если подойти к этой двери, наблюдая словно со стороны, как она приближается и увеличивается, можно протянуть руку и…

Он отвернулся от дома, соломенно-сухой шелест слетал с губ. Не сейчас. Может быть, позднее, но не сейчас. Сейчас достаточно знать, что все это еще здесь. Ждет его. Он оперся руками на капот машины и взглянул на город. Там можно выяснить, кому принадлежит Марстен Хауз, и, может быть, снять его. Из кухни получится отличный кабинет, а спать можно в передней гостиной. Но он не позволит себе подняться по лестничке.

Разве только без этого нельзя будет обойтись.

Он сел в машину и опустился с холма в Джерусалемз Лот.

Он сидел на скамейке в парке, когда заметил, что за ним наблюдает девушка. Очень хорошенькая девушка, чьи легкие светлые волосы перехватывал шелковый шарфик. Сейчас она читала книгу, но рядом лежал этюдник и что-то вроде угольного карандаша. В этот день — вторник шестнадцатого сентября, первый день школьных занятий — парк опустел как по волшебству. Остались только кое-где матери с маленькими детьми, несколько стариков у Военного Мемориала и эта девушка, сидящая в сквозной тени старого ильма.

Она опустила и снова подняла взгляд. На ее лице про-мелькнуло удивление. Она взглянула на книгу, потом опять на него и сделала было движение встать, но передумала.

Вместо этого встал он и подошел, держа в руках собственную книгу — вестерн в бумажной обложке.

— Привет, — произнес он дружелюбно, — мы что, знаем друг друга?

— Нет, — ответила она. — Дело в том… вы Бенджамен Мерс, правда?

— Правда, — он приподнял брови.

Она издала нервный смешок, лишь мельком взглянув ему в глаза, чтобы попытаться прочесть его намерения. Девушка явно не принадлежала к тем, кто заговаривает с посторонними мужчинами в парке.

— Я думала, что увидела призрак. — Она подняла с колен книгу. Бен заметил на ней штамп городской библиотеки. Книга оказалась «Воздушным танцем», его вторым романом. Девушка показала фотографию на форзаце — его собственную фотографию четырехлетней давности. Мальчишеское лицо с черными алмазами глаз выглядело пугающе серьезным.

— С таких пустячных случаев берут начало династии, — шутливо провозгласил он, но фраза повисла в воздухе, как невольно сорвавшееся пророчество. Позади него малыши счастливо плескались в луже, женский голос просил некоего Родди на раскачивать сестренку так высоко; сестренка, ничего не слушая, бесстрашно взлетала к небу. Это мгновение он запомнил на долгие годы. Если ничего не вспыхивает между двумя людьми, такие моменты просто летят вслед за прочими в гигантский провал памяти.

Потом она рассмеялась и протянула ему книгу:

— Подпишите, пожалуйста.

— Библиотечную?

— Я куплю такую же и возмещу им.

Он нашел в кармане автоматический карандаш.

— Как ваше имя?

— Сьюзен Нортон.

Он быстро написал, не задумываясь: «Для Сьюзен Нортон, самой хорошенькой девушки в парке. С сердечным приветом — Бен Мерс».

— Теперь вам придется ее украсть, — сообщил он, возвращая книгу. — «Воздушный танец» больше не издается, увы.

— Найду у букиниста в Нью-Йорке, — чуть поколебавшись, сказала она. — Ужасно хорошая книга.

— Спасибо. Когда я ее перечитываю, я удивляюсь, как ее вообще могли опубликовать.

— Вы часто ее перечитываете?

— Да, но я стараюсь бросить.

Они рассмеялись, и сразу почувствовали себя естественно. Позднее у него был случай удивиться, как легко это произошло. Судьба… Да, судьба, но не слепая, а вооруженная двадцатикратным биноклем и непременно желающая перемолоть несчастных смертных своими гигантскими жерновами, чтобы испечь нечто непостижимое.

— Я и «Дочь Конуэя» читала тоже. Я люблю эту книгу. Наверное, вам такое говорят каждый день.

— Поразительно редко, — признался он. Миранде тоже нравилась «Дочь Конуэя», но приятели в кафе не проявляли на ее счет энтузиазма, а критики… Чего ждать от критиков…

— Вы читали последнюю?

— Нет еще. Мисс Куген из аптеки говорит, что она очень скабрезная.

— Черт! Да она почти что пуританская, — возмутился Бен. — Язык грубоват, но когда пишешь о деревенских парнях, нельзя же… Послушайте, а не угостить ли мне вас мороженым? Я как раз собирался сам подкрепиться.

Она еще раз исследовала его взгляд. Потом тепло улыбнулась.

— Конечно. Я не против. У Спенсера отличное мороженое.

Так это началось.

— Это и есть мисс Куген? — вполголоса спросил Бен, глядя на высокую женщину в красном плаще поверх белой униформы.

— Она самая. Она каждый четверг заказывает книги в библиотеке тоннами и доводит мисс Старчер до сумасшествия.

Они сидели на табуретках, обитых кожей, и попивали содовую: он — шоколадную, она — клубничную. Заведение Спенсера — аптека и кондитерская — обслуживало еще и местный автовокзал, и со своего места они могли видеть через старомодную арку пустой зал ожидания, где одинокий молодой человек в голубой форме военно-воздушных сил сидел с угрюмым видом, обхватив ногами чемодан.

— Куда бы он ни ехал, он, кажется, не очень-то этому рад, — проследила девушка взгляд Бена.

— Увольнительная кончилась, наверное, — предположил тот и подумал: «Сейчас она спросит, служил ли я когда-нибудь».

Но вместо этого она сказала:

Когда-нибудь и я сяду вот так на автобус в пол-одиннадцатого и скажу «прощай» Салему. И буду, наверное, такой же мрачной, как этот парень.

— И куда?

— В Нью-Йорк, пожалуй. Надо же посмотреть, не смогу ли я наконец жить самостоятельно.

— А здесь что-нибудь не так?

— В Лоте? Я люблю его. Но родственники, знаете… Они всегда как будто заглядывают мне через плечо. Да и Лот немного может предложить честолюбивой девушке.

Она пожала плечами и наклонилась к своей соломинке. На загорелой шее красиво проступали мышцы. Цветастое платье намекало на красивую фигуру.