Евгения Микулина - Женщина-VAMP

Мне нет дела до этого. Я прижимаю к груди человека, в котором заключен весь мой мир. Я смотрю на его запрокинутое, разом побелевшее лицо, на закрытые глаза, на струйку крови, стекающую из уголка рта на подбородок. И я, заглушая в своем сознании отвратительные звуки окружающей меня бойни, всеми силами ищу в мире один звук, на котором держится моя жизнь, – биение его сердца. И я не слышу его.

Крик, который вырывается из моей груди, нельзя облечь в слова. Это не крик даже – это вой. Я вою, как животное. Потому что я и есть животное. И я потеряла своего человека. Потеряла своего хозяина. Все потеряла. Потому, что медлила. Потому, что колебалась… Потому, что взяла его с собой.

Нет – потому, что он вообще был СО МНОЙ.

Я не слышу его сердца, и это моя вина. Я любила его. И убила его.

Мой вой становится беззвучным – он разрывает меня изнутри. Наверное, так себя чувствуют, когда умирают. Я не знаю. Я не помню. В прошлый раз я умирала не так мучительно. Я прижимаю его к себе так крепко, как никогда не решалась, – я не хотела сделать ему больно, оставить синяки на его хрупком человеческом теле. Но теперь уже нечего ранить, некому делать больно. Никого нет. Его НЕТ. Я могу обнять его так сильно, что, кажется, кости вот-вот хрустнут, – он не почувствует. Потому что его сердце не бьется.

Двадцать секунд. Тридцать. Минута.

Кровавая баня вокруг меня завершена – она и так длилась неожиданно долго. Я слышу, что кто-то из людей остался жив, – слышу отвратительные, жалкие всхлипы насмерть перепуганной женщины и чувствую запах мочи. Естественно – такой страх, как испытывает она, даром не проходит.

Зачем они оставили в живых эту суку?

Я слышу дыхание вампиров у себя за спиной. Я все еще не знаю, кто они и как здесь очутились. Их помощь пришлась вовремя. Но мне нет до них теперь дела… Я не хочу слышать ни плача испуганной смертной, ни ровного дыхания победителей. Я слушаю тишину, которая меня оглушает. И мне нужно много времени, чтобы осознать ее. И мне вечности не хватит, чтобы смириться с ней…

А потом я слышу… Неожиданный – слабый, как трепет крыльев какого-нибудь насекомого, и такой долгожданный, что секунду я не верю себе и думаю, что меня обманывает надежда… Но я слышу – слышу стук его сердца.

Удар. Еще один. Еще… Я не могу ошибиться. Медленный, неровный, едва заметный – но он вернулся. Ритм ЕГО сердца.

Лежа в кольце моих рук, он делает резкий вдох, и из сквозной раны на его груди выплескивается новая порция крови. Его веки дрожат. Ему больно…

Он жив.

Я смотрю на Влада и узнаю о себе – о своем племени – нечто новое.

Я могу плакать.

Из моих мертвых глаз текут по щекам настоящие слезы. Я вижу их – они падают на его лицо.

Он жив. Жив. Жив…

На мое плечо опускается рука, и голос Серхио говорит мягко:

– Оставь его на секунду, Марина. Ты делаешь ему больно.

Я поднимаю на него заплаканные глаза и гляжу, не понимая.

Серхио криво усмехается и опускается на колено, чтобы расцепить мои руки, судорожно сжимающие Влада. Движения моего старого друга деликатны, но настойчивы.

– Ты уже сломала ему, по-моему, ребро. Впрочем, возможно, ты заодно и сердце его запустила – сделала что-то вроде массажа грудной клетки. Очень необычного, но, похоже, эффективного… Но сейчас тебе надо его отпустить. Пуля прошла навылет, и это хорошо. Но он теряет кровь – а это очень плохо. Его нужно доставить в больницу. – Серхио делает паузу и смотрит на меня пристально, подняв бровь: – Если, конечно, ты не хочешь его обратить. Сейчас самый подходящий момент. Мы можем не успеть. Он может умереть. Никто тебя не осудит – в такой ситуации. Даже ты сама.

У меня нет сил говорить – я только отрицательно качаю головой. Серхио встает и отступает на шаг, пожимая плечами. У меня нет сейчас ни желания, ни времени вступать с ним в дискуссию по поводу моих убеждений.

Вместо того чтобы разжать объятия, я поднимаюсь с колен, держа Влада на руках. Он не будет сердиться на меня за это пренебрежение его мужской гордостью. Он ведь не узнает. А то, чего мы не знаем, не может причинить нам боль.

Так, держа его на руках, я оборачиваюсь, чтобы увидеть место короткой и изначально неравной схватки, и впервые вижу лица своих спасителей. Кроме Серхио, во дворе еще двое вампиров. Одна – женщина, которую я никогда не видела раньше: высокая, русоволосая и, естественно, очень красивая. Она стоит в расслабленной, казалось бы, позе, и даже чуточку улыбается, но при этом крепко держит одной рукой за горло растрепанную, рыдающую Ангелину, чей строгий некогда костюм изорван в клочья и забрызган кровью. Кровью, которой залит весь двор.

Второй вампир – мужчина. Он стоит в глубокой тени, и я не сразу различаю его черты. А когда узнаю их, то испытываю самый настоящий шок. И одновременно понимаю, где я слышала запах, оставленный гостем в квартире Влада… Я слышала его в Париже, больше ста лет назад, когда Серхио, знакомя с местным обществом, представлял меня самому знаменитому вампиру в мире. Звезде, можно сказать, нашего теневого братства. Как же я могла забыть?

Дракула. Собственной персоной. Здесь, в Москве… Неудивительно, что Серхио так растерялся, почуяв его в квартире Влада. Он сказал, что должен еще кое-что выяснить – понять, как в городе очутился вампир, которому тут совершенно нечего делать. И позвонил мне потом, и назвал это имя – заверив, что Владу граф ничем не угрожает. Я ему не поверила – решила, что он водит меня за нос, рассказывая байки.

Но нет – Серхио, выходит, не соврал. Граф Владислав Цепеш по прозвищу Дракула в самом деле интересовался моим возлюбленным – и даже убил его кота. С какой стати? Что ему было нужно? Что он делает здесь сейчас?

У меня нет времени задавать эти вопросы и выслушивать ответы на них.

Лицо графа так же бледно, а глаза так же черны, как обычно, и отливают сейчас красным, но выражение на этом лице далеко не такое свирепое, как мне помнится. Он встречается со мной взглядом, слегка наклоняет голову и говорит со своим характерным румынским акцентом, который, видимо, специально культивирует – не могу поверить, что за столько лет, прожитых в разных странах, он не смог от него избавиться:

– Я рад нашей встрече, Марина, и рад оказаться полезным. И я обещаю объяснить свое пребывание здесь. Но позже. Сейчас нам надо торопиться. – Он указывает на мужчину у меня на руках. – Этот смертный важен для тебя. Не стоит терять время на разговоры, пока он все еще в опасности.

Они правы – пусть даже наша беседа заняла не больше минуты, но для Влада сейчас и минута имеет огромное значение. Его сердце бьется – бьется возле моей груди, я теперь ни за что не потеряю этот звук, я только его и слушаю, – но оно бьется неровно и слабо. Я киваю – надеюсь, этим кивком мне удалось выразить не только согласие, но и некую меру благодарности. Если все будет хорошо, у меня еще будет потом время поговорить с графом и сопровождающей его незнакомкой и поблагодарить их как следует. Будет время выяснить, как они тут оказались в столь подходящий момент. А сейчас мне не нужна лишняя информация – мне нужен врач.