Евгения Микулина - Женщина-VAMP

Значит, во дворе была кровь. Много крови… Если они не ели, а просто разбрасывали порченый продукт по полу. Я прикрываю на секунду глаза, чтобы прогнать тошноту. Пожалуй, мне нравились прежние правила игры – когда Марина рассказывала мне о вампирах с цензурой… Но я все равно хочу знать правду.

– А потом?

– Потом мы занялись тобой. Поняли, что тебе надо в больницу. – Она смотрит на меня с сомнением – явно колеблется, говорить ли мне что-то важное и неприятное. Я кивком показываю, что это необходимо, и Марина болезненно морщится. – Но я не могла идти на улицу – я обгорела и выглядела… не лучшим образом. Мне пришлось… поесть.

Это заставляет меня уточнить – притом что горло мое и так уже сжимает спазм отвращения:

– Кого?

Марина смотрит в пол.

– Ангелину.

Некоторое время я лежу с закрытыми глазами, стараясь делать неглубокие, аккуратные вдохи. Может быть, меня не стошнит. Господи, пусть меня не стошнит от мысли, что моя Марина убила человека. Пила кровь живого человека. Я не хочу думать об этом, не хочу этого представлять. Но все равно представляю.

Марина говорит очень тихо – оправдываясь:

– Я не доела. Съела ровно столько, чтобы раны зажили.

Сама того не зная, она говорит самую правильную вещь – единственную вещь, которая может примирить меня с реальностью и прогнать ужас и омерзение, которое вызывает во мне нарисованная услужливым воображением картина. На смену образам Марины с клыками, терзающей горло кричащей от ужаса девушки, приходит другая картина… Я вижу Маринины руки – такие, как видел раньше: обгоревшие до мяса, горячие от боли руки. Я вижу, как она стоит на солнце, глядя на меня отчаянными глазами. Вижу, как краснеет ее кожа, обещая скорую боль… О чем я думал, чему ужасался? Это Марина. Моя Марина. Моя любимая, которой причинили боль. Моя Марина, которая лечилась для того, чтобы помочь мне. Моя Марина, которая убивала врага – наказывала убийцу.

И я переспрашиваю – уже без ужаса, без растерянности и конечно же без издевки… Мне кажется, я примерно представляю себе, как ей пришлось тяжело, чего стоило это вынужденное убийство, и я ей сочувствую:

– Противно было?

Марина поднимает на меня глаза. В них искреннее удивление этим неожиданным вопросом, но главное – мягкостью моего тона. А потом ее губы изгибаются в очень, очень слабой улыбке:

– Противно. Но другого выхода не было.

Я киваю:

– Я знаю. Ну и слава богу. Что было – то прошло.

Она смотрит на меня, прищурившись, – с легким недоверием:

– Ты щадишь меня? Или ты рехнулся? Или ты правда понимаешь?

– Я понимаю. – Надеюсь, по моим глазам видно, что это действительно так. Я, конечно, сейчас благодарен судьбе за то, что во время тех событий был в обмороке. Но я правда понимаю, как работали в этот момент их вампирские мозги. И не просто понимаю – я их оправдываю. Будь я на их месте, я поступил бы точно так же. В конце концов, не они начали эту историю. Они жили мирно и никого, как теперь выясняется, в городе не трогали. На них напали – им объявили войну. А на войне… У войны свои законы.

Некоторое время мы с Мариной молчим. Она опустошена своим тягостным рассказом. Я тоже, честно говоря, не в своей тарелке – очень может быть, что я такой спокойный не оттого, что особо великодушен и справедлив, а просто потому, что у меня банальный шок. Мне не хочется сейчас ни о чем думать – хочется лежать тихо, дышать аккуратно и ощущать на своей коже прохладные, мягкие прикосновения Марининых пальцев. Мне хочется, чтобы она прилегла на кровать рядом со мной, осторожно обнимая за плечи и прижимаясь щекой к щеке. Чтобы поцеловала в губы – не страстно, мне сейчас немножко не до того. А просто так – легко, мягко, подтверждая, что она рядом, что худшее позади, что мы вместе.

Но человеческий мозг устроен парадоксально. Мой, по крайней мере, точно. Мне хочется покоя, хочется просто лежать с Мариной, обнявшись, и ни о чем не думать… Но само это желание заставляет меня вспомнить о другом случае в нашей бурной совместной жизни, когда мне вот точно так же хотелось просто «быть рядом», и больше ничего. О ночи, когда я переживал убийство своего кота – и, в более широком смысле, вторжение вампиров в свою квартиру.

Что же это за вампиры были такие? Мы все время думали, что это – убийцы, виновные в смертях Степы и Олега… Но если людей в Москве убивали не вампиры, а… люди, то кто же тогда проник ко мне и загрыз моего кота?

Или все разговоры о том, что это был вампир и он оставил свой запах, который Серхио и Марина якобы не могут узнать, стали очередной порцией лапши, навешанной ими мне на уши? Я вспоминаю, что Марина так и не сказала мне о результатах проведенного Серхио «расследования». Отказалась говорить… Что они теперь скрывают? И почему мне кажется, что ключ ко всему – этот ее самодовольный испанский друг?

Я провожу рукой по Марининым волосам – как я и ожидал, в ответ на это прикосновение она поднимает голову, и я могу заглянуть ей в глаза, чтобы спросить:

– А кто же были те вампиры, что пришли с Серхио?

На секунду в ее взгляде появляется паника. Но потом, вспомнив наше решение быть отныне взаимно искренними, она берет себя в руки и говорит ровным голосом:

– Твой «тезка» – граф Дракула. И его новая невеста.

Голова моя определенно не в порядке, потому что из всех возможных реакций мой мозг выбирает самую дурацкую – смех.

– Что?! Настоящий граф Дракула?

Марина кивает, игнорируя мое глупое хихиканье.

– Он самый. – Она пожимает плечами и тоже усмехается: – Честно говоря, когда Серхио сказал мне, что Дракула в Москве, я тоже ему не поверила – точно как ты мне сейчас. Но оказалось, что все правда.

– То есть как – когда он тебе сказал… Он тебя предупреждал? Но ты же говорила, что остальные вампиры появились в ЛНВХ неожиданно?

Марина поджимает на секунду губы – видно, решение быть со мной полностью откровенной дается ей нелегко. Еще мгновение колебаний, и она говорит:

– В «Лиге» – да, неожиданно. Но о том, что граф приехал в Москву, Серхио мне говорил. – Она глубоко вздыхает. – Влад, это он побывал у тебя в квартире и убил Баюна.

С моих губ снова срывается смешок. Потому что это и правда смешно: граф Дракула, самый знаменитый и грозный вампир в мире, проник в мою квартиру – и убил КОТА. Несолидно как-то для такой легендарной личности. И какого черта он это сделал?

– Что же ему понадобилось в моей квартире? И чем ему помешал мой кот?

Марина смотрит на меня с тревогой – похоже, моя истерическая реакция ее все-таки беспокоит. Она берет меня за руку и говорит осторожно:

– По поводу кота… Он очень сожалеет. Это был несчастный случай, как и говорил Серхио. Граф думал, что квартира пуста, и Баюн бросился на него неожиданно – ты же помнишь, что он не любил вампиров. Граф… Как я уже говорила, он не очень заботится о чужих жизнях, когда чувствует хоть малейшую угрозу. Он убил инстинктивно, даже не разбираясь, кто на него напал.