Лорел Гамильтон - Цирк проклятых. Кафе лунатиков

— Это да.

— Я боялся, что тебя теряю.

— Напором здесь не поможешь, — сказала я.

— Согласен.

Я глядела на него в темной квартире. Свет падал только из кухни. Обстановка могла быть — должна была бы быть — очень интимной. Я всем всегда говорила, что ликантропия — это просто болезнь. Дискриминация ликантропов незаконна и безнравственна. Во мне этих предрассудков нет, как я всем говорила. Глядя в мужественное, красивое лицо Ричарда, я знала, что это неправда. Есть у меня предрассудки. Предрассудки против монстров. Да, они вполне могли быть среди моих друзей, но ближайшие подруги — Ронни и Кэтрин — у меня были людьми. Монстры вполне годятся в друзья, но чтобы их любить — нет. Чтобы спать с ними — нет. Я на самом деле так думаю? Я на самом деле такая?

Я не хотела быть такой. Я сама поднимаю зомби и убиваю вампиров. Не такая я чистюля, чтобы бросать камни.

Я придвинулась.

— Обними меня, Ричард. Просто обними.

Он охватил меня руками. Я завела руки ему за спину, прижавшись лицом к груди. Я слышала, как бьется его сердце, сильно и быстро. Он был рядом со мной, я слышала его сердце, вдыхала его дыхание. На миг мне стало спокойно. Так было когда-то, до того, как погибла моя мать. Детская вера, что ничего с тобой не может случиться, пока мама и папа так крепко тебя держат. Глубокая вера, что они могут сделать так, чтобы все было хорошо. В руках Ричарда мне на краткий миг почудилось то же самое, хотя я знала, что это неправда. Да это и в первый раз было неправдой — смерть моей матери это доказала.

Я отодвинулась первой, он не попытался меня удержать. И ничего не сказал. Если бы он сказал что-то, хоть отдаленно напоминающее сочувствие, я бы разревелась. Нет, этого нельзя. К делу.

— Ты не спросил, как прошло дело с Жан-Клодом.

— Ты чуть не взъелась на меня, когда вошла. Я подумал, что если начать с порога задавать вопросы, ты на меня гаркнешь.

Кофе он сделал сам. Не менее двух очков в его пользу.

— Я на тебя не злилась, — возразила я, наливая себе кофе в детскую чашку с пингвином. Что бы я там ни носила на работу, а эта — моя любимая.

— Злилась, злилась.

— Хочешь кофе?

— Ты же знаешь, я его не люблю.

Как можно доверять мужчине, который не любит кофе?

— Надеюсь, ты когда-нибудь образумишься.

Он стал накладывать себе еду на тарелку.

— Ты точно не хочешь?

— Нет, спасибо.

На тарелке были коричневые кусочки мяса в коричневом соусе. От их вида меня затошнило. Мне случалось есть и позже, чем сейчас, но сегодня еда не вызывала у меня положительных эмоций. Может быть, дело в ударе головой о бетон.

Я села на стул, подтянув колено к подбородку. Кофе был «Винесс» с корицей, из моих любимых сортов. Сахар, настоящие сливки — и лучше не придумаешь.

Ричард сел напротив, наклонил голову и произнес над своей едой благодарственную молитву. Он принадлежит к епископальной церкви, я не говорила? Если не считать мохнатой его составляющей, он мне идеально подходит.

— Расскажи мне, пожалуйста, что было у Жан-Клода, — сказал он.

Отпивая кофе, я старалась составить сокращенную версию. То есть такую, которую Ричарду не будет неприятно услышать. Ладно, то есть правду.

— Он на самом деле принял эти новости лучше, чем я думала.

Ричард поднял голову от тарелки, застыв с ножом и вилкой в руках.

— Он это хорошо принял?

— Я такого не говорила. Он не полез на стену и не бросился убивать тебя на месте. То есть воспринял лучше, чем я ожидала.

Ричард кивнул, глотнул воды и спросил:

— Он грозился меня убить?

— О да. Но было так, будто он этого ожидал. Удовольствия ему это не доставило, но и не застало врасплох.

— И он собирается попытаться меня убить? — спросил Ричард очень спокойно, прожевывая мясо в коричневом соусе.

— Нет, не собирается.

— Почему?

Хороший вопрос. Интересно, как он воспримет ответ.

— Он хочет встречаться со мной.

Ричард перестал есть. Он просто сидел и смотрел на меня. Когда к нему вернулась речь, он выговорил:

— Он — что?

— Он хочет получить шанс за мной поухаживать. Он сказал, что если не сможет месяца за три-четыре покорить мое сердце, то оставит это дело. Даст нам идти своим радостным путем и вмешиваться не будет.

Ричард сел прямо.

— И ты веришь ему?

— Да. Жан-Клод считает себя неотразимым. Я думаю, он надеется, что если я позволю ему применить ко мне все свое обаяние, то пересмотрю свое решение.

— И ты пересмотришь? — Голос его был все так же спокоен.

— Нет, я так не думаю. — Заявление прозвучало не очень воодушевляюще.

— Я знаю, что ты хочешь его, Анита. Любишь ли ты его?

Где-то я сегодня этот разговор уже слышала.

— Какой-то темной извращенной частью моей души — да. Но не так, как я люблю тебя.

— И в чем разница?

— Слушай, у меня только что был этот разговор с Жан-Клодом. Я люблю тебя. Ты можешь представить себе, что я вью гнездышко с Герцогом Города?

— А ты можешь себе представить витье гнездышка с вервольфом альфа?

Плюх! Я поглядела на него через стол и вздохнула. Да, он был настойчив, но я его не осуждала. На его месте я бы себя бросила. Если я не настолько его люблю, чтобы принять целиком, так кому я тогда на фиг нужна такая? Я не хотела, чтобы он меня бросил. Я хотела быть нерешительной, а терять его я не хотела. Как собака на сене.

Я потянулась к нему через стол. Он взял мою руку — почти сразу.

— Я не хочу тебя терять.

— Ты меня не потеряешь.

— У тебя чертова уйма терпения. Мое бы давно лопнуло.

— Я понимаю твои колебания насчет выйти замуж за вервольфа. Кто бы не колебался? Но Жан-Клод… — Он покачал головой.

Я сжала его руку.

— Ричард, послушай, сейчас это лучший вариант. Жан-Клод не будет пытаться убить ни тебя, ни меня. Мы все еще будем с тобой встречаться и видеться.

— Мне не нравится, что ты вынуждена была согласиться встречаться с ним. — Он погладил мою руку кончиками пальцев. — И еще меньше мне это нравится, потому что это может понравиться тебе. Эта твоя темная часть души отлично проведет время.

Я хотела возразить, но это была бы чистейшая ложь.

— Ты умеешь чуять, когда я лгу? — спросила я.

— Да.

— Тогда я тебе отвечу: это заманчиво и пугающе.

— Я переживаю за твою безопасность, и «пугающе» — это меня пугает, но «заманчиво» пугает еще больше.

— Ревнуешь?

— Нервничаю.

Что я могла сказать? Я тоже нервничала.

Звонил телефон. Я потянулась рукой вслепую и ничего не нашла. Подняв голову, я увидела, что телефона на ночном столике нет. Он даже перестал звонить. Радио с часами стояло на месте, отсвечивая красными цифрам. Час ноль три. Я приподнялась на локте, таращась туда, где был телефон. Я что, сплю? Так почему мне снится, что у меня украли телефон?