Стивен Кинг - Худеющий

Спустя час Билли сидел перед телевизором в комнате другого мотеля. Комната была частью довольно задрипанных апартаментов мотеля с названием «Голубая луна автомобильного двора». Находился он всего в пятнадцати минутах езды от Бар Харбора, но Джинелли был явно доволен. По телевизору Вуди Вудпеккер, дятел-пройдоха, продавал страховку говорящему медведю.

— О'кей, — сказал Джинелли. — Ты тут отдыхай, Уильям, а я смываюсь на весь день.

— Вернешься снова туда?

— Вернуться в гнездо шершней, когда они там вовсю летают? Нет уж, мой друг, только не я. Не сегодня, по крайней мере. Сегодня с автомобилями поиграю. Сегодня ночью будет достаточно времени для второго этапа действий. Может, выкрою время заглянуть к тебе, но особенно на это не рассчитывай.

Билли не увидел Ричарда Джинелли до девяти утра следующего дня, когда он подкатил на синем «Шевролете», явно не компаний «Херц» или «Авис». Краска была тусклой, в пятнах. Ветровое стекло рядом с водительским местом пересекала тонкая трещина, на багажнике — крупная вмятина.

На этот раз Билли еще часов шесть назад снова решил, что Джинелли мертв. Теперь он радостно приветствовал его, пытаясь скрыть слезы облегчения. Казалось, вместе с весом он терял способность контроля над своими эмоциями. В эхо утро, когда взошло солнце, он впервые ощутил ускоренное и неровное сердцебиение. Ловил ртом воздух и стучал себя по груди здоровой рукой. Постепенно сердце унялось, но факт оставался фактом: первые признаки аритмии.

— Я думал, что ты погиб, — сказал он Джинелли, когда тот вошел.

— Ты все повторяешь это, а я все снова возникаю. Ты бы лучше успокоился насчет меня, Уильям. Если думаешь, что я недооценил этого старого хрена, ошибаешься. Он умен и опасен.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Потом скажу.

— Сейчас скажи!

— Нет.

— Почему?

— По двум причинам, — терпеливо ответил Джинелли. Во-первых, ты можешь попросить отступить. Во-вторых, потому что я за последние двенадцать лет так дико не уставал. Сейчас пойду в спальню и просплю восемь часов. Потом встану, съем фунта три любой жратвы, какая подвернется, потом уйду обратно и подстрелю луну в небе.

Джинелли в самом деле выглядел крайне утомленным, даже осунулся. Кроме глаз, подумал Билли. У него в глазах бесы играют.

— А если, допустим, я бы попросил тебя отступить? — тихо спросил Билли. — Ты отступил бы, Ричард?

Ричард некоторое время пристально смотрел на него, а затем ответил так, как и ожидал того Билли, увидев у него в глазах этот сумасшедший огонек.

— Теперь уже нет, — спокойно ответил Джинелли. — Ты болен, Уильям. Насквозь болен. Нельзя доверять твоим суждениям о том, в чем состоят твои интересы.

«Иными словами, ты тоже как бы подписал на меня бумаги». Билли раскрыл рот, чтобы высказать эту мысль вслух, но тут же закрыл его. Потому что Джинелли вовсе не имел в виду того, что сказал: просто звучало более-менее разумно.

— И еще потому что это уже стало твоим личным делом, верно? — спросил Билли.

— Да, — ответил Джинелли. — Для меня это теперь личное дело. Он ушел в спальню, снял брюки и рубашку. Пять минут спустя он уже спал, лежа на покрывалах.

Билли налил воды, проглотил таблетку эмпирина и затем допил стакан воды, стоя возле двери. Его взгляд переместился с Джинелли к его штанам, брошенным на кресло. Он прибыл в идеально отутюженных брюках, но где-то за последние пару дней приобрел и стал носить голубые джинсы. В их карманах наверняка находились и ключи от «Новы», припаркованной возле гостиницы. Билли мог их взять и уехать прочь. Но, разумеется, так он ни за что не поступит. Даже тот факт, что подобный шаг означал для него скорую смерть, имел второстепенное значение. Самым важным было: как и где все это закончится.

В полдень, пока Джинелли спал глубоким сном, Билли снова ощутил аритмию. Потом и сам задремал. Ему приснился сон, правда, совсем короткий, но наполнил его ощущением страха и дьявольского удовольствия одновременно. Во сне он завтракал у себя дома вместе с Хейди. Между ними лежал пирог. Она отрезала большой кусок и протянула Билли. То был яблочный пирог. «Он тебе жирку прибавит», — сказала она. «Я не хочу быть толстым, — ответил он. — Решил остаться худым. Ты ешь его». Он протянул ей кусок рукой, не толще кисти. Она приняла его. Потом сидел и наблюдал, как она ест, и с каждым ее укусом ощущение страха и, одновременно, радости возрастало. Грязной радости.

Еще один приступ аритмии пробудил Халлека. Он некоторое время сидел, разинув рот и ожидая, когда сердцебиение придет в норму. В итоге — сердце успокоилось. У него возникло странное чувство уверенности в том, что это был не просто сон, а некое пророчество. Но такое чувство нередко сопровождает яркие сны. Сон постепенно меркнет, забывается, исчезает и это чувство. Такое у него случалось уже не раз, и свое короткое сновидение он вскоре забыл.

Джинелли проснулся в шесть часов вечера, принял душ, надел джинсы и черную водолазку.

— О'кей, — сказал он. — Увидимся завтра утром, Билли. Тогда кое-что узнаем.

Билли снова спросил, что он имеет в виду, и вообще, что произошло за это время, и вновь Джинелли отказался отвечать.

— Завтра, — ответил он. — А пока передам ей твою любовь.

— Кому мою любовь?

Джинелли улыбнулся.

— Прекрасной Джине. Той самой суке, которая прострелила тебе ладонь.

— Оставь ее в покое, — сказал Билли. Когда он подумал о ее темных глазах, ничего иного сказать не смог, несмотря на то, что она с ним сделала.

— Никто не пострадает, — снова сказал Джинелли и быстро вышел.

Билли прислушался к звукам заводимой машины, мотор сильно шумел, и шум этот, видимо, исчезал только на скорости минимум миль шестьдесят пять в час. Он проследил в окно, как отъехал Джинелли, и подумал, что фраза «никто не пострадает» вовсе не означала, что он оставит девушку в покое. Совсем нет.

На сей раз Джинелли вернулся в полдень. На лбу его был глубокий порез и другой на правой руке. Один рукав водолазки был разорван вдоль на две полосы.

— Ты еще больше потерял в весе, — сказал он Билли. — Ты хоть поел?

— Попытался, — ответил Билли. — Но, знаешь, тревога отбивает аппетит. А ты, я вижу, потерял кровь.

— Немножко. Со мной все в порядке.

— Ну, теперь-то ты мне расскажешь, что ты делал?

— Да. Я расскажу тебе все, как только приму душ и сделаю себе перевязку. А сегодня вечером, Билли, тебе предстоит встреча с ним. Это очень важно, и ты психологически подготовься.

Страх и волнение больно сжали желудок.

— С ним? С Лемке?

— С ним, — ответил Джинелли. — А пока дай-ка я приму душ, Уильям. Я, оказывается, не такой молодой, каким себя считал. Устал дико. — Обернулся из двери ванной и попросил: — Закажи кофе. Скажи, пусть оставят его у двери снаружи, а чек подпиши и сунь под дверь.