Дин Кунц - Что знает ночь?

В коридоре второго этажа постоял, прислушиваясь.

Ощущение, что за ним наблюдают, оставалось.

Лайонел Тимминс задался вопросом, а не слишком ли много он в последнее время работает.

Хотя Джон Кальвино ничего не мог сделать, чтобы найти и защитить семью, которой грозила опасность, а скорее из-за своей беспомощности, он знал, что в эту ночь ему не уснуть. Он сидел в удобном кресле, пытаясь увлечься последним романом любимого автора, но не мог уйти от навязчивой идеи, которая не отпускала его. Он прочитывал страницу за страницей, переходил от главы к главе, но сюжет яркостью проигрывал воспоминаниям о том, что Олтон Блэквуд проделывал с Солленбергами. Все эти ужасы могли повториться и в эту ночь.

За полчаса до полуночи он отложил книгу и позвонил диспетчеру отдела расследования убийств, чтобы узнать, не сообщил ли кто о необычном убийстве этим вечером. Он редко связывался с диспетчером, но, в принципе, в таких звонках не было ничего странного. Только озабоченность, не интуиция, заставила его взяться за телефонную трубку.

Тридцать третий день еще не наступил, но преступления Блэквуда, совершенные двадцать лет тому назад, дважды начинались до полуночи. Придерживаясь — только он знал почему — тридцатитрехдневного интервала, убийца иной раз не мог дождаться магического дня. Желание, потребность, жажда насилия побуждали его к более раннему старту, хотя убивать он заканчивал в полном соответствии со своим ритуальным календарем.

И когда Джон узнал от диспетчера о стрельбе в доме Вобурнов несколькими часами раньше, он понял, что это то самое убийство, должно быть тем самым, пусть для Блэквуда все пошло не так. Семьи и Солленбергов, и Вобурнов состояли из четырех человек. Сначала стреляли в родителей. У Вобурнов были сын и дочь, как и у Солленбергов.

Он выключил свет в библиотеке и поспешил наверх, чтобы сказать Никки, что выезжает на расследование. И ему даже не пришлось бы лгать, пусть он и не собирался говорить всю правду. Расследование вел не он, но, по словам диспетчера, дело поручили Лайонелу, напарнику Джона. То есть и он имел законное отношение к этому расследованию, не говоря уже о личном интересе, пусть даже прошла только половина его отпуска без содержания, о котором ему тоже удалось не сказать Никки ни правды, ни лжи.

В студии верхний свет не горел, как и в спальне. Никки крепко спала в мягком свете бра. На прикроватном столике стоял пустой стаканчик из-под бренди. Рядом лежала книга — полное собрание стихотворений Т.С. Элиота, — которую она часто читала.

Никки не шевельнулась, когда он произнес ее имя. Он написал записку и положил ее под пустой стаканчик.

Во сне Николетта выглядела невинной, как младенец, и скорее всего, грехов на ней висело не больше, чем на детях, которых она произвела на свет.

В половине первого, когда Джон вошел в гостевую комнату отделения интенсивной терапии больницы Святого Иосифа, сестра Джека Вобурна набивала эсэмэску, чтобы отправить родственникам. Донельзя вымотавшийся мальчик спал на диване.

Дочь стояла у окна, глядя в ночь и на город. Она повернулась к Джону, и он уже вне всяких сомнений знал, что Вобурнам предстояло стать семьей, повторившей судьбу Солленбергов. Блэквуд посвятил себя ритуальному уничтожению прекрасного и невинного, двум качествам, которые сочетались в этой девушке, как сочетались они в убитых сестрах Джона — Марни и Жизели.

Когда он представлялся Давинии, голос дрогнул, а потом у него и вовсе перехватило дыхание, так что она, наверное, спросила себя, почему страдания ее семьи — совершеннейших незнакомцев для него — должны вызывать такие эмоции. Он не мог сказать девушке, как он рад видеть ее живой, и не только потому, что человек должен радоваться, узнав, что кто-то другой не погиб. Ее спасение от их общего потустороннего врага давало Джону надежду, что его семью каким-то образом удастся уберечь от Блэквуда.

Когда Лу закончила набивать сообщение на «Блэкберри», она показала Джону новости, которые отправила родственникам. Бренде Вобурн сделали операцию по удалению пули, которая продолжалась сорок пять минут и закончилась удачно. Женщина уже пришла в себя после анестезии. Через несколько минут их обещали отвести к ней. Врачи продолжали бороться за жизнь Джека Вобурна, но ничего хорошего пока не обещали.

Джон остался с ними в надежде, что после разговора матери с детьми и ему позволят провести с ней несколько минут.

Четверо патрульных, которые не подпускают к дому зевак, время от времени заходят в дом по одному, чтобы посмотреть, как идут дела у криминалистов, или воспользоваться туалетом на первом этаже. Патрульные, технические эксперты, фотограф, санитары труповозки — все прикасаются к дверным ручкам, дверям, дверным наличникам, напрямую не связанным с местом преступления. Они прикасаются к кнопке слива воды на бачке унитаза, кранам, выключателям. По этим контактам их узнают и оценивают.

Все более доступны, чем Лайонел Тимминс, двое предлагают самый легкий доступ, а из этих двоих больше всего подходит Энди Тейн, один из четверки патрульных. Энди иной раз угрожает арестом проституткам, чтобы те обслужили его бесплатно, выискивает сбежавших из дома малолеток, чтобы отвести их к сутенерам, и получает вознаграждение за каждую приведенную девчонку. В детстве мать называла его Энди Кэнди. Ему нравится, когда шлюхи так называют его в постели. Он берет взятки у других организаторов преступного бизнеса, а потом или делает вид, что не замечает их деятельности, или активно им помогает.

Об Энди Кэнди уже известно все, когда он входит в дом через парадную дверь, чтобы воспользоваться туалетом. Он взят, когда спускает воду, и в его случае момент самый подходящий. Тридцатишестилетний Энди, высокий и сильный, подходящий жеребец для грядущей скачки.

После того как труповозка увозит тело Риза Солсетто, требуется только одна пара патрульных до того момента, как криминалисты уедут и Лайонел Тимминс запрет дверь. Энди Тейн и его напарник, Микки Скрайвер, покидают место преступления.

Энди и Микки работают четыре дня в неделю, десятичасовыми сменами — патрулируют улицы, ищут плохишей, принимают вызовы — с 18:00 до 4:00. Обычно они обедают в 20:00, если не конвоируют кого-то в участок или не реагируют на срочный вызов.

Вместе они уже две недели, и хотя Микки все еще пытается понять, сработается ли он с напарником, Энди предпочел бы другого, более гибкого, более понятливого. Микки только что демобилизовался, его голова забита такими ограничивающими возможности человека словами, как честь и долг. Он честолюбив, хочет проявить себя в патрульных, чтобы перейти в детективы, предпочтительно в Бюро по борьбе с распространением наркотиков, не потому, что там взятки больше (этот вариант Энди мог бы и рассмотреть, будь он честолюбив), но потому, что работа там более живая. Он хочет своими действиями «изменять жизнь города к лучшему». Энди терпеть не может лишнюю работу, да и благополучие горожан нисколько его не волнует. И его бы уже тошнило от Микки, если бы не присущее Энди чувство юмора.