Сергей Волков - Пророк Темного мира

— Не пойдет, — отрезал Атям, выслушав итера. — Вся эта земля лежит под рукой Коща. Все упреждены, везде нас ждут. Обложили, как волков на загоновой охоте.

— Что же делать? — в отчаянии едва не закричала Тамара, ломая руки. — Мы единственные в этом мире, кто знает корень всех бед, — и ничего не можем сделать! Мало того, нас загнали в ловушку. Налево пойдешь — голову потеряешь, направо — коня…

— Коня! — вдруг вскочил Мыря, отпихнув ногой бочонок. Чары незнатя ослабли, а потом и вовсе перестали действовать. Парус обвис, и «Гиблец» с протяжным скрипом остановился на ковыльном склоне.

— Что — «коня»? — не поняла Тамара.

— Коня бросить надо, — убежденно сказал домовой. — Он как костер в ночи — мимо не пройдешь. А без коня мы, точно мыши лесные: под корнями, меж трав, лопухами — и уйдем. Смекаете?

— Смекаем. — Тамара наморщила лоб. — А куда? Куда уйдем?

— На Опоясный камень подаваться надо, — влез в разговор Бойша. — Там лабов много и местные чистуны к итерам благоволят. Найдем крепкое местечко, засядем…

— И что? — усмехнулся Мыря. Домовой так вымотался, что разлегся на палубе, задрав бороду к ярким звездам, высыпавшим в бездонной тьме над пузырем «Гиблеца». — Твоя корысть понятна, паря. Тебе через Муром пройти надо, невесту забрать. А на Урал… на камень этот ваш Опоясный, ты давно собирался. Хошь — прямо счас ступай. Златую цепку я порвал уже. Сигай за борт — и айда!

Бойша, как маленький мальчик, уличенный в шкоде, надул губы, скривился и отвернулся.

— Всеблагой Отец был сильным чаровником, — начала вслух рассуждать Тамара. — Кощ, он же Человек-Без-Имени — тоже. Но не может же быть, чтобы в мире не осталось других равных им по мощи?

— Верно, девка, — одобрительно прокряхтел Мыря. — Союзник нам нужон. Брательник, слышь, — ты тут два века небо коптишь. Подскажи — куда нам ткнуться?

Не принимавший до этого участия в толковище Атям знаком показал — подумать, мол, надо. Он встал, прошелся вдоль борта, что-то бормоча, потом вернулся к костру.

— Так и так одно выходит: Завей. Равных ему по силам чаровников нету. Только…

— Что — только? — быстро спросила Тамара, вспомнив, что это имя — Завей — встречалось в записях профа Разгляда.

— Только сдается мне, что Завей — он больше… как вы, личени, говорите, миф, — криво усмехнулся Атям. — Сказка. Ни разу не встречал я даже отблесков Завеевых чар на верхних путях. Да и никто из знакомцев моих незнатных не встречал. А одной молвой жив не будешь. Не поможет он.

— И все же — кто такой Завей? Поподробее можно? — насела на незнатя Тамара. Атям поерзал бровями и заговорил:

— Давно, еще когда Всеблагого итеры распяли…

Незнать сбился, пожал плечами — мол, понимаю, что не так это было, но поделать ничего не могу — привычка. Бойша досадливо махнул обожженной рукой и взвыл от боли.

— Продолжай, — нетерпеливо попросила Тамара. — Кто такой Завей и почему он нам не поможет?

— Завей — старец древний. Говорят, всегда таким был, сколько его помнят, — заговорил Атям. — Ходил он в подручниках у Всеблагого, и кабы не Человек-Без-Имени, что отринул ради служения Отцу все, даже имя свое, быть Завею первым учеником, десницей Всеблагого! Но судьба по-иному раскинула — и ушел Завей в скит глухой. Там, в окружении поклоняющихся ему, как богy, и живет.

— Значит, так: идем к Завею, открываем ему глаза на все, что случилось, — уверенно начала вбивать слова, как гвозди, Тамара. — Берем его в союзники и…

Атям мелко захехекал, тряся подстриженной бороденкой. Бойша, все еще хмурый, тоже растянул губы в улыбке.

— Что? Что-то не так?

— Завей упрям, как вепрь. Это каждому на Россейщине известно, — пояснил свой смех «брательник». — Даже присказка есть: «Уперся, как Завей». И потом — да ведал он все. И про Всеблагого, и про Человека-Без-Имени, или как вы его там зовете… Потому и ушел из мира. Не, на Завея надежи нету. Дальше мерекать давайте.

— Все, кончились мерекания! — обрубил Мыря, поднимаясь на ноги. — Нам для начала вырваться отседова надоть. Цель нужна, так? Вот Завей энтот ею и будет. Где скит его?

— На полуночных отрогах Опоясного камня вроде, — развел костлявыми руками Атям. Бойша вскинулся, радостная улыбка осветила лицо итера.

— Даже и не думай. Муром нам не по дороге, — бросил ему Мыря, на днище бочонка быстро набросал выхваченной из костра головней контуры побережья Каспийского моря, Волгу, Дон, Черноморское побережье, с юга провел волнистую линию — Кавказ. — Мы сейчас где-то тут. Самый безопасный путь на Северный Урал вот так, на устье Волги и через степи вдоль гор — вверх. По пути к Волге всяко деревеньку какую встреним, там с брательником и пивнем. Как говаривал наш комбат: вопросы, жалобы, предложения? Нету? Тогда все, давай коня поворачивать!

— «Гиблеца» нам через Волгу… через Волю не перетащить, — покачала головой Тамара. — Мы с Бойшей там были. Мосты разрушены, Плотины взорваны.

— На месте разберемся, — уклончиво ответил Мыря, установил бочонок на прежнее место, сел, тут же вскочил и выругался: — Ный меня прихлопни, все штаны сажей извозил!

Через минуту рожденный домовым чаровный ветер надул парус и «Гиблец» двинулся по ночной степи, заворачивая на восток.

Спустя седмицу и три дня на закатный берег великой реки Воли выполз и остановился исхлестанный ветрами, скособоченный, весь в лохмотьях облетающей коры конь. Под опавшим, сморщенным пузырем серой тряпкой повис видавший виды штопаный парус. Левую скулу древесного корабля украшало огромное пятно копоти, кормовое кубло походило на старую метлу, начисто лишенную листьев.

«Гиблец» умирал. Двухтысячеверстовый марафон по Дикому полю доконал коня. Стычки с отрядами сынов Всеблагого, незнатской гвардией Коща, бои и уход от двух десятков стянутых в эту область Россейщины боевых коней; бег на пределе возможностей, да не по ровной путеводной плеши, а наобум, иногда через заросли, кочкарник, каменистые осыпи и овраги превратили «Гиблеца» в развалину. И вот теперь, оторвавшись наконец от врагов, конь вынес своих седоков к реке и встал, не способный больше двигаться.

Спустившись на землю, путники несколько раз обошли древесный корабль.

— Его кормить надо, — хмуро заявил Мыря. — Дён пять, не меньше. Иначе все, загнется наш коняга. Сгибнет.

— Жа-а-алко, — протянула Тамара. — Сколько раз выручал…

— Через реку все одно не перетащить, — пробурчал Атям.

«Брательник» все эти десять боевых дней правил конем, чаровал ветер. В отличие от «Гиблеца» выглядел он теперь не в пример бодрее, чем раньше. Причиной тому был разгромленный в самом начале похода пограничный острог сынов Всеблагого, где удалось захватить десяток человек живыми. После боя незнати хорошо, от души «пивнули» пленников и теперь, по словам Мыри, были готовы «хуч в огни, хуч в воды».