Ирина Андронати - Темный мир

— Здравствуй, — выдавил я из себя. Куколка кивнула.

— Я тебе вовсе не враг, — вдруг на каком-то наитии полилось из меня, —

— Она вас отведет, — сказала Ирина Тойвовна. — Вы пока поспите, а я над ней еще спою…

Я уснул и тут же проснулся. Я сидел, привалившись к толстому дереву, у хорошо выбитой тропы. Маринка спала рядом, положив голову мне на колени. Лицо у нее было раскрасневшееся и, когда я коснулся его ладонью, — горячее. Рядом со мной стоял простой заплечный, с одной лямкой, мешок из небеленого холста, а на тропинке, шагах в пяти от нас, механически, как все эти игрушечные пингвинчики или бычки, которых продают на каждом углу, переминалась с ноги на ногу давешняя кукла.

— Марин, — позвал я.

— Да? — Она тут же вскочила на ноги. Мгновенно, как распрямилась пружина.

— Кажется, нам предлагают прогуляться.

— Как вышло, что крипта не была найдена нами уже давно? _ мрачно спросил Волков. Он стоял, отвернувшись к окну и сцепив руки за спиной. — Я что, неясно поставил задачу? Не выделил технику? Мало платил? А? Как такое могло получиться?

Шарп молчал.

Знает, мерзавец, что виноватым у меня окажется тот, кто первым начнет оправдываться, подумал Волков. Опытен и терт. Пора его кем-то заменять, слишком много понимает. Ладно, доведем это дело до конца, а там подумаем…

Оправдываться начал Никитушка. Для такого вальяжного красавца, для такого человека-горы с такими адски холеными усами (и разве что глаза навыкат немного портили лицо) голос не подходил категорически: дребезжащий, с визгливыми нотками. Когда-то его пытались задушить его же рабочие и что-то ему в горле сломали. Был Никитушка редкой сволочью, но сквозь землю видел, как живой рентген. Кстати, Никитушка — это фамилия, а звали его Родион Максимович.

— Так ведь, Александр Петрович, это ж площадь поиска какая! А рельеф! Тяжелую технику где смогли подогнать, там все простучали, будь здрав. Вот, у меня отмечено: три тысячи восемьсот полигонов, это почти пятьсот квадратных километров. И ведь подземных этих пустот тоже вон сколько нашли — тысячу двести штук только крупных. А в малодоступных местах — только портативная аппаратура, а она слабенькая, пятьсот метров радиус по мерзлоте, а в здешних плывунах и триста еле-еле… Вот медленно и идем поэтому. Все группы работают, никто не спит. И потом, простые карты взять. Вы видели, что это за карты? От семьдесят четвертого года — одно, от девяносто шестого — как вообще другое место снимали, а сами мы аэроснимков наделали и обработали — вообще третье. Я не удивлюсь, что и хутора-то этого нигде не отмечено было…

— Так делали разведку в тех местах или не делали? — спросил Волков, не оборачиваясь.

— Бригада Зубова там проходила, вот ее профиля, вот отчет… но по какой карте они работали, я не знаю, Александр Петрович, потому что тогда мы еще не поняли, что карты врут… а профиля — да, сняты, вот на одном отмечается полость метр на полтора на семь… вероятно, оталок… ну, водяная линза…

— Я знаю, что такое оталок, — презрительно сказал Волков. — Значит, так. Шарп. Решишь с этими… Зубовым и компанией. Пропали без вести, в болоте утопли, в бане угорели — на твое усмотрение. Пособия семьям, скорбные письма — как положено. Дальше. Никитушка. За нерадивость. За неудачливость… Нет. Нет-нет. Хотел на тяжелые работы — мало. Давай-ка его в виварий. Пусть посидит до полнолуния.

И, усмехаясь, повернул голову.

Никитушка с присвистом набрал воздух в легкие — и вдруг рухнул, громко стуча костями: не во весь рост, не сложившись, а словно бы провалившись внутрь себя, как марионетка, у которой разом перерезали все нити. И лежал он на полу нелепой кучей, с выставленными вверх коленом и локтем и спрятавшейся под мышкой головой. Расплывалась лужа…

— Удрал, — удивленно сказал Волков.

— Может, оживить? — предложил Шарп.

— Не вижу смысла. Отдай его волкам…

Похоже, что наступал вечер, а значит, какое-то время мы все-таки проспали. Маринка была угрюмой и неразговорчивой, о чем-то напряженно думала — я с расспросами не лез. Мне и самому было о чем подумать.

Куколка, раскачиваясь, топала по тропе — вроде бы неторопливо, но ровно с нашей скоростью. Скажи мне кто-нибудь позавчера, что я отнесусь к такому провожатому всего лишь с легким любопытством… Да, способность удивляться пропадает первой. Это я помню еще по армии. Самое трудное — это поверить в невозможное (или в недопустимое, или в очень страшное) в первый раз — и потом сразу же во второй. И все. Ты как бы проходишь в дверь. Открываешь ее и закрываешь. И оказываешься в другом мире, с другими законами, другими причинами и следствиями, другой этикой, наконец… Новый опыт набирается быстро — даже удивительно, насколько быстро. Как в детстве.

Так что не удивляйтесь, пожалуйста, тому, что мы — не удивляемся. Мы уже по ту сторону двери.

Куколка почему-то пропала из виду. То ли забежала вперед, то ли довела до границы и за ненадобностью нам поспешила домой. Даже если и так — нехорошо расставаться без прощания, тем более что я назвался ей другом. Как бы ее приманить обратно?

Я решил немножко переиначить прежний наговор: Я тебе вовсе не враг Я тебе честный друг В гости ко мне придешь Варежки дам для рук Дам я тебе платок Красна вина налью Будет, как вишни сок, Так вот отблагодарю…

Я вдруг сбился и стал вспоминать, о чем я думал перед тем, как исчезла кукла. Мы уже по ту сторону двери. Ну или по эту… Честно говоря, я и сейчас не знаю по которую. По другую.

Поэтому появление двух пограничников — старшего сержанта и младшего сержанта — с автоматами и собакой огорошило меня больше, чем, допустим, появление одной собаки, но говорящей.

— Стоять, — спокойно сказал старший сержант. — Кто такие? Документы.

— Мы студенты. Эс-пэ-бэ-гэ-у. На практике. Вот документы…

Я достал студбилет и паспорт со вложенным в него «открытым листом» — просьбой от ректората ко всем органам власти оказывать нам содействие. Маринка сделала то же — но как-то деревянно. Похоже, она не верила в происходящее.

— Никитин Константин Юльевич… ага… Петербург, улица Орбели, двадцать семь… Борисоглебская Марина Ивановна… Петербург, Орбели, двадцать семь… Родственники, что ли?

— Нет, просто в одном доме живем. В соседних парадных.

— Забавно. Так… «оказывать содействие…» — ну, понятно. Допуска в погранзону почему нет?

— Так какая же тут погранзона? Мы в погранзону и не собирались вовсе.

— Что значит — какая? Два километра до границы — какая погранзона! Ну вы даете, студенты.