Джо Хилл - Рога

Когда Лидия заметила Ига, смотревшего на нее с порога, ее папка соскользнула с колена. Она ее поймала, но было уже поздно, бумаги веером рассыпались по полу. Некоторые из них закачались в воздухе в бесцельной, неторопливой манере снежинок, и Иг снова подумал о дельтапланеристах. Иногда люди прыгали с Королевиной Кручи и без всяких крыльев. Это место облюбовали самоубийцы. Может быть, стоит и ему туда съездить.

— Игги, — сказала мать, — я не знала, что ты сегодня придешь.

— Я знаю. Я тут все ездил туда-сюда. Я не знаю, куда мне податься. Это утро стало настоящим адом.

— Бедный мой мальчик, — сказала Лидия. Ее лоб сочувственно наморщился.

Иг уже очень давно не видел на лицах людей сочувственного выражения и так хотел хоть чьего-нибудь сочувствия, что, встретив его, как-то сразу обмяк.

— Мама, со мной происходит нечто ужасное, — сказал он срывающимся голосом.

Впервые за все это утро он был близок к тому, чтобы расплакаться.

— Бедный мой мальчик, — повторила мать. — Ну почему ты не мог пойти к кому-нибудь другому?

— Извини?

— Я не хочу больше слышать о твоих проблемах.

Жгучее ощущение в его глазах слабело, порыв заплакать стихал так же быстро, как и пришел. Рога запульсировали саднящей болью, даже не совсем неприятной.

— Я вляпался в неприятности.

— Я не желаю этого слушать. Не хочу этого знать.

Мать присела на корточки, собирая свои бумаги и засовывая их в папку.

— Мама, — сказал Иг.

— Когда ты говоришь, мне хочется петь! — крикнула она и закрыла уши ладонями, — Лалала-ла-ла-ла! Я не хочу слушать. Я хочу задержать дыхание, пока ты не уйдешь.

Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Ее щеки надулись.

Иг пересек комнату и опустился на корточки в таком месте, где ей не приходилось на него смотреть. Она так и сидела, закрыв ладонями уши и плотно сжав губы. Иг взял ее папку и стал запихивать в нее бумаги.

— И вот так, значит, ты всегда себя чувствуешь, когда видишь меня?

Лидия яростно закивала, ее глаза блестели.

— Ты только не задохнись, мамочка.

Мать взирала на него еще секунду, а затем открыла рот и глубоко, с присвистом вздохнула. Она молча наблюдала, как он кладет ее бумаги в ее папку.

Когда она снова заговорила, голос ее был тихий и визгливый, слова сыпались очень быстро, собираясь в подобие цепочек.

— Я хочу написать тебе письмо очень милое письмо очень хорошим почерком на своей специальной бумаге чтобы сказать тебе как мы с папой тебя любим и как нам жаль что ты несчастлив и как для всех было бы лучше, чтобы ты просто ушел.

Иг засунул последнюю бумагу в папку и уселся на корточки, держа ее на коленях.

— Ушел — куда?

— Ведь ты же вроде хотел отправиться автостопом на Аляску?

— Вместе с Меррин.

— Или посмотреть Вену?

— Вместе с Меррин.

— Или учиться китайскому? В Пекине?

— Мы с Меррин говорили, не поехать ли во Вьетнам преподавать английский. Но я не думаю, чтобы мы и вправду так сделали.

— Мне все равно, куда ты направишься, лишь бы только не видеть тебя каждую неделю. Лишь бы только не слышать, как ты говоришь о себе, словно все в полном порядке, потому что ничто не в порядке и никогда уже не будет в порядке. Видеть тебя для меня сплошное несчастье. А я просто хочу снова стать счастливой.

Иг отдал ей папку.

— Я не хочу, чтобы ты больше был моим ребенком, — сказала Лидия. — Это слишком тяжело. Я хочу, чтоб у меня был один Терри.

Иг наклонился и чмокнул ее в щеку. И когда он это сделал, то увидел, как она тихо ненавидела его все эти годы за то, что у нее из-за него рубцы на животе. Он лично изувечил ее фигуру, а ведь та была хоть на разворот «Плейбоя». Терри был хорошим, внимательным мальчиком и оставил неповрежденными ее фигуру и кожу, а Иг все на хрен изуродовал. Однажды в Вегасе ей предложили пять косых за единственную ночь с каким-то нефтяным шейхом; конечно, тогда детей у нее еще не было. Вот это были денечки. Самые легкие деньги в ее жизни.

— Уж и не знаю, почему я говорю тебе все это, — сказала Лидия. — Я сама себя ненавижу. Я никогда не была хорошей матерью. — Затем она, похоже, осознала, что ее поцеловали, тронула свою щеку, провела по ней ладонью. Она смаргивала слезы, но когда осознала поцелуй, то улыбнулась. — Ты меня поцеловал. Ты думаешь… ты думаешь сейчас уйти?

В ее голосе дрожала надежда.

— Меня здесь и не было, — сказал Иг.

Вернувшись в прихожую, Иг взглянул через дверь, выходившую на крыльцо, на залитый солнцем внешний мир и подумал, что надо, пожалуй, смываться, смываться поскорее, пока не наткнулся на кого-нибудь еще, на отца или брата. Он уже передумал встречаться с Терри, решил обойтись по возможности без этого. После всего, что ему наговорила мать, Иг уже не хотел подвергать испытаниям свою любовь еще к кому-нибудь.

И все же он не покинул дом через парадную дверь, повернулся и начал взбираться по лестнице. Если уж он здесь, то можно хотя бы заглянуть в свою комнату и посмотреть, не стоит ли чего-нибудь оттуда забрать, уходя из дома. Уходя куда? Он еще не знал. Но в нем не было и уверенности, что он когда-нибудь сюда вернется.

Под ногами у Ига столетние ступени скрипели и бормотали. Как только он ступил на последнюю из них, правая дверь, выходившая в коридор, распахнулась и из нее высунулся отец. Иг видел такую картину уже сотни раз. Его отец был очень любопытен и не мог пропустить, чтобы кто-нибудь поднялся по лестнице, не взглянув, кто же это.

— О! — сказал он. — Иг. А я подумал, что это… — Фраза как-то сама собой заглохла.

Его взгляд переместился с Иговых глаз на рога. Отец стоял босиком в белой майке и полосатых подтяжках.

— Ты просто скажи мне, — сказал Иг. — Это глава, где ты говоришь мне нечто ужасное, что хотел сохранить в тайне. Возможно, что-то насчет меня. Так скажи, и не будем больше об этом.

— Я хотел притвориться, что занят в своем кабинете важными делами, чтобы не пришлось с тобой говорить.

— Для начала неплохо.

— Встречаться с тобой мне очень тяжело.

— Понятно. Мы только что говорили об этом с мамашей.

— Я все думаю о Меррин. О том, какая она была хорошая девочка. Я же любил ее, в некотором роде. И завидовал тебе. Я никогда не любил никого так, как вы с ней любили друг друга. И уж конечно, не твою мать — мелкую шлюху со сдвигом на статусе. Худшая ошибка, какую я когда-либо сделал. Все плохое, что было в моей жизни, произошло из-за этого брака. Но Меррин… Она же была чудесная. Нельзя было слышать, как она смеется, чтобы самому не улыбнуться. Когда я думаю, как ты ее оттрахал и убил, меня начинает рвать.

— Я ее не убивал, — выговорил Иг пересохшим ртом.

— И хуже всего, — продолжил Деррик Перриш, — что она была моим другом и заботилась обо мне, а я помог тебе уйти безнаказанным.