Джо Хилл - Рога

Это было вполне честно — за спасение Ига Ли заслуживал нечто действительно ценное, а не просто уважение. Иг только удивлялся, почему ему это не кажется честным.

Он сказал Ли заходить, когда не будет дождя, и они с ним поплавают, и Ли сказал: хорошо. Иг ощущал некую оторванность от своего голоса, словно тот исходил из какого-то внешнего источника в той же комнате — из радио, может быть.

Ли с мешком через плечо был уже на полпути к двери, когда Иг заметил, что он оставил свои компакты.

— Диски-то возьми, — сказал он.

Он был рад, что Ли уходит. Ему хотелось полежать на кровати и отдохнуть. В животе болезненно крутило.

Ли посмотрел на диски, посмотрел на Ига и сказал:

— Все равно мне их не на чем слушать.

Иг снова задумался, насколько беден Ли: не живет ли он в трейлере, не просыпается ли от криков и хлопанья дверей, когда копы арестовывают пьяницу из соседнего трейлера за то, что снова избил свою подружку? Еще одна причина не жалеть, что отдал ему крестик. Плохо, что Иг не может порадоваться за Ли, что не может получить удовольствия от того, что делает подарки; ему не получалось быть счастливым, он ревновал.

Стыд развернул его и заставил покопаться в письменном столе. Он распрямился, держа в руках портативный CD-плеер, полученный на Рождество, и наушники.

— Спасибо, — сказал Ли, когда Иг протянул ему плеер. — Ты совсем не должен давать мне все это хозяйство. Я ничего не сделал. Я просто стоял там и… ну, ты знаешь.

Ига удивила его собственная реакция — учащение пульса, вспышка привязанности к этому худому бледному мальчишке с неумелой улыбкой. Он снова вспомнил момент, когда был спасен. Каждая минута его дальнейшей жизни была подарком от Ли. Напряжение покинуло его желудок, и он снова начал легко дышать.

Перед тем как повесить мешок через плечо, Ли засунул в него плеер, наушники и диски. Иг смотрел из окна, как Ли съезжает с холма на своей доске, сквозь все еще накрапывавший дождь; толстые колеса поднимали с блестящего асфальта петушиные хвосты брызг.

Через двадцать минут Иг услышал, как «ягуар» тормозит с визгом шин, словно в каком-нибудь кино. Он снова подошел к окну и взглянул на черный автомобиль, ожидая, что сейчас оттуда вывалятся Терри, Эрик Хеннити и какие-нибудь девушки, в облаке смеха и сигаретного дыма. Но Терри вышел один; он постоял немного у «ягуара» и направился к двери медленно-медленно, словно у него ревматическая спина и он — пожилой человек, ехавший в машине не через маленький город, а несколько часов.

Иг уже наполовину спустился с лестницы, когда Терри вошел в дом. Густая копна его черных волос блестела от дождя. Он увидел Ига, глядящего на него с лестницы, и устало ему улыбнулся.

— Привет, братец, — сказал Терри, — у меня тут кое-что для тебя.

И кинул ему это «кое-что», темный круглый предмет размером с яблоко-дичок.

Иг поймал это двумя руками и взглянул на силуэт голой девицы, чей пах был прикрыт кленовым листом. Петарда была тяжелее, чем ему думалось, ее шершавая поверхность приятно холодила.

— Твой выигрыш, — сказал Терри.

— О! — сказал Иг. — Спасибо. Я-то думал, со всей этой суматохой Эрик забыл, что за ним должок.

В действительности Иг уже несколько дней назад принял как данность, что Эрик Хеннити его кинул и он сломал свой нос за просто так.

— Да, забыл. А я ему напомнил.

— Всё в порядке?

— Теперь — да, — Терри помолчал, держась одной рукой за перила а затем сказал. — Он не желал выкладывать свой проигрыш, потому что ты съезжал с холма обутый в кроссовки, или еще какая-то хрень в этом роде.

— Как-то лажово. Самый лажовый довод, какой я когда-либо слышал, — сказал Иг; Терри не ответил, а просто стоял и водил большим пальцем по столбику перил. — И все же. Неужели вы поругались из-за этой штуки? Это же просто хлопушка.

— Нет, не хлопушка. Ты видел, что эта штука сделала с индейкой?

Иг подумал, что сказано не очень по делу. Терри виновато улыбнулся:

— Ты просто не знаешь, что он хотел сделать. В школе есть один парень, которого Эрик не любит. Парень, которого я довольно прилично знаю. Хороший парень, из нашего оркестра Бен Таунсенд. Так вот, Бенова мать работает в страховой компании. Ну, отвечает на звонки и всякое такое. И поэтому Эрик его ненавидит.

— Просто потому, что его мамаша работает в страховой компании?

— Ты, наверное, знаешь, у Эрикова отца дела идут не слишком хорошо. Ну, он не может ничего поднимать, не может работать, ему даже посрать и то трудно. Все это печально. Ему должны были выплатить страховку, но все не платят и не платят. И я думаю, никогда не заплатят. Вот Эрик и решил с кем-нибудь посчитаться, и он вроде как зациклился на Бене.

— Только потому, что его мамаша работает в страховой компании, которая делает подлянку Эрикову отцу?

— Нет! — воскликнул Терри. — И это-то самое дикое. Она работает совершенно в другой страховой компании.

— В этом нет никакого смысла.

— Нет. Ровно никакого. И не пытайся что-либо понять, потому что все равно не поймешь. Эрик собирался использовать эту штуку, чтобы взорвать кое-что, принадлежащее Бену Таунсенду, и позвал меня поучаствовать.

— И что же он собирался взорвать?

— Его кошку.

Иг сам будто взорвался — его взорвал ужас, граничащий с удивлением.

— Нет! Может быть, Эрик так и сказал, но он просто вешал тебе лапшу. Да как же это, чтобы… кошку?

— Он пытался сделать вид, что просто пошутил, когда увидел, как я охренел. И он дал мне эту «вишенку», только когда я пригрозил сказать его папаше, какую хрень он задумал. Тогда он швырнул мне ее в голову и сказал убираться на хрен. Я точно знаю, что Эриков папаша неоднократно совершал над Эриковой задницей акты полицейского насилия.

— Даже хотя он не может посрать?

— Посрать он не может, а ремнем размахивать может. Нужно молиться Богу, чтобы Эрик никогда не стал копом. Они с его папашей одной породы. Ты будешь иметь право хранить молчание с его сапогом на твоей глотке.

— Ты бы действительно сказал его папаше о…

— Что? Нет. Ни в коем случае. Ну как я мог проболтаться обо всех этих штуках, которые взорвал Эрик, когда я и сам участвовал?.. Это же первый закон шантажа, — Терри немного помолчал, а затем сказал: — Ты думаешь, что кого-нибудь знаешь. Но по большей части ты просто знаешь то, что тебе хочется знать. — Он взглянул на Ига ясными глазами и продолжил: — Хреновый он парень, этот Эрик. И я сам всегда чувствовал себя хреновым парнем, когда находился в его обществе. Ты, Иг, не из этой компании и потому не знаешь. Очень трудно сделать, чтобы тебя хотели женщины и боялись мужчины, когда твое главное умение — это играть на трубе «Америка прекрасная». Я любил, как люди на нас смотрели, — вот что извлекал из этого я. Не могу сказать, что извлекал из этого он. Ну, разве что ему нравилось, что я за все плачу и что мы вроде как знаменитые люди.