Елена Логунова - Моя вечная жизнь

Ничего особенно интересного я для себя из этой прогулки не извлекла, если не считать укрепившейся уверенности в том, что я была права: появление смертоносного Алого Ангела именно в этом милом местечке весьма и весьма вероятно.

Особенно укрепили меня в этой мысли шварцвальдские горячие ключи.

Я знала греческую легенду о происхождении термальных источников, и она определенно ассоциировалась у меня с равноденствием, древние празднования которого опирались на культ Солнца.

По легенде, сын солнечного бога Гелиоса Фаэтон однажды без спросу взял отцовскую пылающую колесницу – покататься. Огненный экипаж оказался сложен в управлении, юный Фаэтон с ним не справился, и колесница понеслась с неба на землю, грозя ей вселенским пожаром. Чтобы предупредить катастрофу, Зевс сбил Фаэтона молнией. Юноша упал в зеленую долину, и от тепла божественного тела из земли забили горячие ключи.

Точное место падения Фаэтона в легенде не указано. К тому же, неплохо зная разных пылких юношей (а сын Гелиоса, без сомнений, был именно таков!), я допускала, что опасную шалость с угоном папиной тачанки юноша повторял неоднократно. Так что, если Зевс не изменял тактику суровой борьбы с подростковой преступностью, то в разнообразные зеленые долины Фаэтон Гелиосович должен был рушиться неоднократно. И Северный Шварцвальд явно не остался неохваченным этими «божественными» ДТП!

Горячих источников здесь и впрямь огромное множество. Некоторые из них активно эксплуатируются: помимо двух больших термальных комплексов, построенных в долине, в Бад-Вильдбаде есть общественные бесплатные купальни на открытом воздухе – прямо как в Древнем Риме! И даже в лесной глуши на горе Галина показала мне неказистую с виду лужу размером с джакузи – в ней тихо булькала тепленькая водичка. Непохоже, что миниатюрный водоем использовали как купальню – трава по берегам была густой и пышной. Но я сделала себе зарубочку на память. Очень романтичное местечко, я бы его непременно освоила! Было бы только с кем…

– Стоп! Не отвлекайся, пожалуйста! – приструнил меня внутренний голос.

Я вздохнула, но вынужденно признала его суровую правоту. Заниматься благоустройством личной жизни было не время. Не только Паша Бураков, но и красные цифры на электронном табло у входа на станцию горного трамвая бестрепетно напоминали о том, что сегодня уже март.

До весеннего равноденствия осталось совсем немного времени. Мне следовало не в источнике лежать, а кругами бегать по городку, проверяя узловые точки курорта на предмет обнаружения в них подозрительного лица.

– Я только полчасика отдохну – и сразу выйду! – пообещала я сама себе.

Но когда после обеда, с гудящими от затянувшейся пешеходной экскурсии ногами, мы с Галиной устало приплелись к своему приюту, я снова испытала шок, который заставил меня напрочь забыть мысли об отдыхе.

На залитой солнечными лучами терраске у крыльца, до подбородка укрытая клетчатым пледом, со счастливой улыбкой на пергаментном лице дремала в кресле-качалке фрау Мезозоер. Она не просто спала, как убитая, она еще и выглядела точь-в-точь как мертвые старухи с фотографий из отчета агентства «Пулитц и Партнер»!

– Ведьма старая! – шепотом сказала Галина.

Она потянула меня за угол и показала вырезанный на одном из камней нижнего этажа четырехлучевой знак.

– Видишь? Свастика! Точно тебе говорю, наша Мезозоер – старая фашистка!

Я потрогала камень:

– По-моему, ты ошибаешься! Эту свастику вырезали очень давно, не в прошлом веке, а много раньше.

– Тут и раньше были фашисты?

– Галина, ты темная! – ухмыльнулась я. – Скажи еще, что германские язычники были скинхедами! Чтоб ты знала, свастика – это древнейший солярный знак. Изображение Солнца, обращение к светлым богам! И до того, как Гитлер «приватизировал» четырехлучевую свастику для своей фашистской державы, этот знак ассоциировался исключительно с огромным зарядом светлой магической энергии.

– А здесь он зачем? – Галина ковырнула ногтем бурый мох.

Я присмотрелась:

– Видишь, как камни лежат – аркой? Тут когда-то окошко было. А у язычников такое поверье было: если в день осеннего равноденствия почтить Солнце, вырезать его изображение на двери, оконных наличниках или воротах, то это позволит взять с собой энергию и мощь солнца в грядущую зиму.

Я подняла голову и посмотрела на окна второго этажа:

– Кстати, красные цветы на подоконнике – тоже символ огня.

– Короче, наши бабки – все-таки ведьмы! – подытожила Галина. – Мезозоер-то уж точно! Вишь, как дрыхнет? Спящая Красавица времен палеолита!

– М-да, а нам покой только снится! – вздохнула я, откровенно завидуя безмятежной допотопной фрау.

Личную программу послеобеденного отдыха я, сознавая свой долг, сократила до минимума: с «принять душ и поспать» до «ополоснуть ножки и переобуться».

Во второй половине дня погода испортилась.

Зацепившись за горы с двух сторон, небо над долиной затянули серые марлевые облака. Из них сеялся противный мелкий дождик, от которого невозможно было спастись даже под зонтом: водяная взвесь висела в воздухе. Она проникала в ткань одежды, делала сырыми и тяжелыми волосы и слизывала косметику с лица, превращая его в акварельный рисунок.

– Ах, фройлин, фройлин! – меланхолично посетовала, глядя в окно, фрау Марта.

Мол, вот такая она у нас тут, весна, весна!

Местные торговцы приспособились делать бизнес на переменчивом характере шварцвальдской весны. С первыми каплями дождя с уличных стоек сувенирных магазинчиков исчезли национальные головные уборы – соломенные шляпки со множеством красных шерстяных помпонов, а в витринах появились разноцветные дождевики из пластиковой пленки. Стоили они дешево, и я охотно купила себе целлофановый лапсердак с капюшоном – зелененький, чтобы более соответствовать «весне, весне».

Дождь разогнал гуляющих, так что на улицах мне вовсе не к кому было присматриваться с подобающим случаю вниманием и подозрением. Я проявила сообразительность – нашла способ совместить приятное с полезным: зашла в кондитерскую на главной улице и за кофе с марципановым тортом созерцала основную магистраль Бад-Вильдбада сквозь большое витринное стекло.

Определенно, пленочные дождевики вполне можно было считать сезонной национальной одеждой жителей Северного Шварцвальда и самым популярным у туристов местным аксессуаром: в один момент обитатели городка от мала до велика облачились в облегченную до полной прозрачности версию одеяния монахов-капуцинов.

Две очень приличные дамы, молодая пара, школьники с ранцами за спиной и даже сутулый дедушка с раскормленной кривоногой собачкой, проковылявшие мимо моего наблюдательного пункта – все, включая песика, были завернуты в цветную пленку! Разница была только в манере ее носить. Молодые мужчины демонстрировали небрежный героический стиль, набрасывая дождевики на плечи, как бурки, кокетливые девушки держали трепещущие распяленные плащи на вытянутых вверх руках над собой, а люди постарше упаковывались в полиэтилен основательно, с головой. Меня особенно впечатлила элегантная дама позднего бальзаковского возраста, аккуратно одетая в розовую пленку поверх короткого норкового манто. Бриллианты в ее ушах убийственно сверкали даже сквозь целлофан!