Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка

Он поймал меня за лодыжку, прижал мою ногу к своему телу. Мы смотрели друг на друга, и у него на лице была написана моя смерть. Потом он перебросил нож в руке из положения для рубящего удара в положение для колющего удара сверху. За левую ногу он меня держал, прижимая к телу, но правая у меня еще оставалась на полу. Приподнявшись на руках, я бросилась плечами вниз и дернула правую ногу на себя. Прицелилась в его правое колено. Тлалоци начал удар сверху. Я двинула его в нижний край коленной чашечки, вложив в этот удар все, что у меня еще было. Нога его хрустнула, он вскрикнул от боли, но клинок все так же шел вниз.

Голова Тлалоци разлетелась дождем костей и мозга. Этим дождем меня окатило всю, а тело жреца рухнуло набок, и обсидиановый клинок заскрипел по каменному полу, зажатый в судорожно дергающейся руке.

Я глянула в сторону входа, и там стоял у подножия ступеней Олаф, все еще в стойке стрелка, и дуло пистолета смотрело туда, где только что был жрец. Олаф моргнул, и сосредоточенность сошла с его лица. Оно стало почти человеческим. Он пошел ко мне, держа пистолет в опущенной руке. В другой был нож, окровавленный по рукоять.

Я уже вытирала с лица мозги Тлалоци, когда Олаф остановился передо мной.

– Никогда не думала, что скажу такие слова, но я рада тебя видеть.

Он улыбнулся – на самом деле улыбнулся.

– Я спас тебе жизнь.

Тут я уже не могла не улыбнуться.

– Я знаю.

С лестницы ввалился Рамирес, а с ним что-то вроде отряда специальной полиции в полном боевом вооружении. Они рассыпались в стороны, зловещего вида стволы обшаривали каждый дюйм пещеры. Рамирес стоял с пистолетом в руке, высматривая, в кого стрелять. Национальные гвардейцы с огнеметом влезли следом, держа сопло в потолок.

Олаф обтер нож об штаны, сунул в ножны и предложил мне руку. Она была красна, но я сжала ее, и он помог мне встать.

Вошел Бернардо, а за ним – еще копы. Гипс у него был красен от крови, торчащее из него лезвие настолько потемнело от крови же, что казалось черным.

– Ты жива, – сказал он.

– Спасибо Олафу, – ответила я.

Олаф чуть сжал мне руку, потом отпустил.

– А я опять опоздал, – сказал Рамирес.

Я покачала головой:

– Какая разница, кто спас сражение, если его спасли?

Остальные копы чуть расслабились, когда увидели, что стрелять здесь не в кого.

– Это все? – спросил один из спецполиции.

Я глянула в дальний туннель.

– Там кецалькоатль.

– Кто?

– Ну… дракон.

Даже сквозь забрало боевого шлема было видно, как они переглянулись.

– Монстр, чудовище, если вам больше нравится это слово. Но он все равно там.

Они построились и двинулись боевым порядком к туннелю. У входа они помедлили, потом вошли внутрь один за другим. Раз в жизни я не полезла с ними. Сегодня я уже сделала свою долю работы, а к тому же оружие у них было куда как лучше моего. Один из них приказал Рамиресу и другим более цивильного вида полисменам вывести штатских наружу.

Рамирес подошел ко мне.

– У тебя кровь. Рана?

Он коснулся пореза на руке.

Я повернулась, чтобы он увидел и остальные:

– И не одна.

Бернардо и копы, которым было велено остаться, подошли посмотреть на двух мертвецов.

– А где этот самый Супруг Красной Жены, про которого говорил тот жуткий карлик?

Я показала на тело с кинжалом в груди.

Двое копов подошли посмотреть.

– Что-то он не очень похож на бога.

– Это был вампир, – сказала я.

Тут уж все проявили интерес.

– Как ты сказала? – переспросил Рамирес.

– Ребята, давайте сначала о главном. Надо сделать так, чтобы это тело не вернулось. Можете мне поверить, этот гад был очень силен. И пусть лучше он остается мертвым.

Один из копов пнул тело ногой. Оно колыхнулось, как колышутся только трупы.

– По мне, так он мертвый.

При виде колыхнувшегося тела я вздрогнула, будто ожидала, что он сейчас сядет и скажет, пошутил, ребята, ни фига я не мертвый. Тело осталось неподвижным, но моим нервам от этого не стало легче.

– Надо отрезать голову и вырезать сердце. Потом их следует сжечь отдельно и развеять над различными водными массивами. Потом тело сжечь в пепел и развеять над третьим водным массивом.

– Да вы шутите! – сказал один из копов.

– Ободранные вдруг перестали шевелиться, – сказал Рамирес. – Это ты сделала?

– Наверное, это случилось, когда я воткнула нож ему в сердце.

– И пули ни на кого не действовали, пока не попадали эти, без кожи. А потом пули стали убивать всех.

– Так это она сделала? – спросил тот же коп. – Это ее работа, что пули стали действовать?

– Да, – ответил Рамирес, и был, наверное, прав. Наверное, это была я. Как бы там ни было, а сейчас вызывать сомнения я не хотела. Мне надо было, чтобы они меня послушались. И сделали так, чтобы этот бог остался навсегда мертвым.

– И как будем отделять голову? – спросил коп.

Олаф подошел к сундуку, из которого люди бога вынимали оружие, и поднял большую дубинку с вставленными в нее кусочками обсидиана. Сунув пистолет в кобуру, он подошел к телу.

– Блин! Это ведь они такими штуками нас лупили! – сказал коп.

Олаф оглянулся на Рамиреса:

– А вы, Рамирес, что скажете?

– Я скажу, что делать надо все, что скажет Анита.

Олаф крутанул дубинкой в воздухе, будто прикидывая в руке. Копы чуть попятились. Олаф глянул на меня:

– Я отрежу голову.

Я вытащила нож из руки Тлалоци – ему он все равно уже не нужен.

– А я выну сердце.

И я подошла к Олафу с ножом в руке. Копы расступились прочь от нас.

Я встала над вампиром. Олаф присел с другой стороны, посмотрел на меня.

– Если бы я дал тебя убить, Эдуард решил бы, что я допустил осечку.

– Значит, Эдуард жив?

– Да.

Мои плечи отпустила судорога, которую я даже не осознавала до тех пор.

– Слава Богу!

– У меня осечек не бывает, – сказал Олаф.

– Я тебе верю.

Мы переглянулись, и что-то было у него в глазах такое, что мне было не прочесть и не понять. Что-то на шаг дальше всего, чем я уже стала. Глядя в эти темные глаза, я знала, что там живет монстр – не столь сильный, как тот, что лежал на земле, но столь же смертоносный в подходящих обстоятельствах. И ему я обязана жизнью.

– Сначала отрезай голову.

– Почему?

– Я боюсь, что, если вынуть нож, пока тело еще нетронуто, он сядет и начнет снова дышать.

Олаф приподнял брови:

– Ты не шутишь со мной?

– Когда дело касается вампиров, я никогда не шучу.

Он еще раз посмотрел на меня долгим взглядом:

– Из тебя бы вышел отличный мужчина.

Я приняла комплимент, ибо это и был комплимент. Может быть, самый большой, который Олаф когда-либо говорил женщине.

– Спасибо, – ответила я.

Командир группы спецполиции вышел из туннеля.

– Ничего там нет. Пусто.