Уильям Ходжсон - Карнакки - охотник за привидениями

Вдруг из восточного конца помещения донесся негромкий шорох, и я ощутил, как дрогнула сложенная из людей звезда.

— Сидите! Спокойно! — выкрикнул я, и они притихли. Оглядев зал, я увидел, что псы поднялись на ноги, и с неожиданным вниманием глядят в сторону большой двери. Повернувшись к ней, я также принялся смотреть, чувствуя, как крутят головами, вглядываясь, люди вокруг меня.

Тут псы разразились оглушительным лаем, и, поглядев в их сторону, я понял, что взгляды их по-прежнему устремлены к двери. Собаки внезапно умолкли и как будто бы обратились в слух. В этот же самый момент слева от меня звякнул металл, и я посмотрел на крюк, удерживавший открытой большую дверь. Она зашевелилась прямо на моих глазах, словно под воздействием какой-то невидимой руки. Странное, полное дурноты волнение пронзило меня, и я ощутил, как напряглись… что там, окаменели от напряжения люди вокруг меня. Нечто приближалось к нам, являя признаки невидимого, но всеподавляющего Присутствия. В зале воцарилась странная тишина, даже от псов не доносилось ни звука. Наконец прямо на моих глазах крюк медленно поднялся над гнездом, хотя ничто не прикасалось к нему. Тут внезапно до меня дошла та сила, с которой совершалось движение. Схватив камеру с прикрепленной к ней вспышкой, я наставил объектив на дверь.

Ослепительное сверкание вспышки сопроводили своим лаем обе собаки.

На какое-то мгновение вокруг сделалось темно, я услышал раздавшееся у двери позвякивание и попытался разглядеть, что там происходит. Глаза мои уже успели вновь привыкнуть к сумраку, и я мог видеть происходящее. Огромная входная дверь медленно закрывалась, закрывалась, а потом со стуком захлопнулась, после чего воцарилось продолжительное безмолвие, прерывавшееся только доносившимся от собак скулежом.

Я резко повернулся к Вентворту. Он смотрел на меня.

— Совсем как в прошлый раз.

— Удивительно, — отозвался я.

Нервно кивнув, он огляделся по сторонам.

Полисмены вели себя очень спокойно, из чего я заключил, что им приходится еще хуже, чем Вентворту, кстати, не надо считать, что я являл собой образец спокойствия; впрочем, могу сказать, что успел навидаться сверхъестественного настолько, что в подобных случаях владею собой лучше большинства людей.

Бросив взгляд за плечо, я негромко предостерег своих спутников, чтобы они ни в коем случае не выходили за пределы Барьеров, — что бы ни случилось… даже если будет казаться, что весь дом зашатался и вот-вот обрушится на них, ибо кому как не мне было знать, на что способны некоторые из великих Сил. Тем не менее, если нам предстояло не одно из наиболее ужасных проявлений Сайитьи, можно было считать, что мы находимся в относительной безопасности, пока сохраняем порядок внутри Пентакля.

В относительном покое миновало, должно быть, около полутора часов — разве только что время от времени подвывала одна из приунывших собак. Наконец смолкли и они, устроившись на полу, самым странным образом уткнувшись носами в лапы и заметно дрожа. Картина эта, как вы понимаете, привела меня в еще более серьезное настроение.

И тут внезапно погасла свеча, находившаяся в самом дальнем от входной двери углу. Буквально мгновение спустя Вентворт дернул меня за руку, и я увидел, как задуло свечу перед одной из опечатанных дверей. Я приготовил камеру. Однако свечи начали гаснуть по всему залу с такой быстротой и беспорядочностью, что я никак не мог зафиксировать миг исчезновения пламени. Тем не менее, я все-таки снял общий вид всего зала.

Вспышка на какое-то время наполовину ослепила меня, и я принялся ругать себя за то, что не прихватил темные очки, которыми мне иногда приводилось пользоваться в те времена. Внезапная вспышка заставила вскочить кое-кого из наших, и я громким голосом велел всем сесть на место, положив ноги точно так, как я усадил их. Голос мой, как вы можете представить, звучал в просторной комнате достаточно жутко… мгновение было отчаянное.

Потом зрение вернулось ко мне, я оглядел весь зал, однако ничего необычного не приметил — если не считать теней, залегших теперь во всех углах.

И вдруг я заметил, что пламя в камине начинает темнеть. Оно заметно ослабело буквально за несколько мгновений. Если я скажу, что некая чудовищная, немыслимая, невидимая сила высасывала из него жизнь, то, пожалуй, наилучшим образом опишу манеру, в которой ослабевал свет. Удивительное явление. За то время, пока я смотрел на камин, в нем погасли все язычки пламени, и вокруг окружавшего Пентакль кольца свечей не осталось никакого света.

Решительный настрой неведомой адской твари обеспокоил меня в куда большей степени, чем я способен объяснить вам.

Итак, в зале присутствовала весьма спокойная и целеустремленная Сила: ее упорное стремление создать темноту вселяло ужас. И разум мой терзала одна только мысль относительно пределов влияния этой силы на материю. Понимаете?

Позади меня вновь зашевелились полисмены, и я понял, что страх начинает овладевать ими. Повернувшись вполоборота, я негромким, но спокойным голосом напомнил им, что они находятся в безопасности лишь до тех пор, пока остаются внутри Пентакля, в том положении, в которое я посадил. Если же они разорвут порядок и выйдут за пределы Барьера, никакие мои познания не могут заранее определить во всей полноте степень грозящей им в таком случае опасности.

Это спокойное и откровенное напоминание успокоило их; однако, если бы, подобно мне, эти люди знали, что абсолютной уверенности не дает никакая Защита, муки их еще более усилились бы, и, взломав защитные линии, они бросились бы в безумном и дурацком отчаянии на поиски недостижимой безопасности.

После этого миновал еще один час, так же прошедший в полном покое. Я находился в состоянии жуткой напряженности и уныния, ощущая себя маленьким духом, находящимся в обществе некоего невидимого и затаившегося чудовища из незримого мира, пока еще как бы не ощущавшего нас. Склонившись к Вентворту, я спросил его о том, не замечает ли он чьего-то присутствия в комнате. Вентворт казался очень бледным и все время озирался по сторонам. Коротко глянув на меня, он кивнул, а потом снова принялся вглядываться во тьму. И тут я понял, что и сам не оставляю это занятие.

Вдруг, как если бы их загасила сотня незримых рук, погасли все свечи в Барьере, и мы остались во тьме, показавшейся на мгновение абсолютной, ибо свечение Пентакля было слишком слабым, чтобы хоть сколько-то осветить просторный зал.

Истинно скажу вам, что на мгновение я сам застыл как примороженный к месту. Побежавшие по всему телу мурашки как бы собрались в моем мозгу. Я вдруг ощутил себя наделенным слухом, превосходящим всякое понятие о нем. Я слышал, как буквально грохочет мое сердце. Тем не менее, через некоторое время мне отчего-то стало лучше, однако у меня попросту не было отваги ни на какое движение. Понимаете?