Уильям Ходжсон - Карнакки - охотник за привидениями

Друзья мои, вы поймете лучше весь ужас нашего положения, если я скажу вам, что в синем свете внешних кругов я видел теперь сотни и сотни маленьких облачков, подобных клочьям черного дыма, бесконечной и упрямой вереницей круживших вокруг и снаружи барьера.

И все это время я держал одеревеневшее тело Бейнса на своих руках, пытаясь не поддаваться брезгливости, неизбежно возникавшей при каждом испущенном им свином звуке. Он хрюкал каждые двадцать или тридцать секунд, как бы отвечая на свиногласие, доносившееся снизу и едва слышное для моего уха. Честно скажу вам, что мне было бы проще держать труп, чем стоять там на грани между физической смертью, с одной стороны, и гибелью души, с другой.

Тут из бездны, находившейся столь близко от меня, что локоть мой и плечо нависали над ней, снова донесся слабый, едва различимый свиной ропот, такой далекий, что его можно было счесть отголосками эха.

Бейнс отозвался на него настолько свиноподобным визгом, что каждая фибра моего существа воспылала истинно человеческим и оправданным отвращением, и холодный пот покрыл мое тело буквально с ног до головы. Собрав волю в кулак, я попытался заглянуть в жерло великой бездны, и тут второй раз по всей комнате прокатился тихий гром, сотрясший и ожегший каждый сустав в моем теле.

Наклонившись, чтобы заглянуть в бездну, я ненароком на миг выставил одну из пяток Бейнса за пределы синего круга, и доля напряжения, скапливавшегося снаружи барьера, явным образом разрядилась через нас с ним. Если бы я стоял внутри защитного кольца, а не был изолирован от него фиолетовым кругом, тогда последствия оказались бы для нас куда более серьезными. А так мне удалось обойтись психическим ощущением той жуткой грязи, которое здоровый и нормальный человек всегда испытывает, оказавшись в непосредственной близости от чудовищ внешнего мира. Помните, как я описывал вам то же самое чувство, которое испытал, оказавшись возле руки, фигурировавшей в деле Врат?

Интересно упомянуть и про чисто физические эффекты воздействия: левый ботинок Бейнса вспороло, брючина обгорела до колен, а на ноге остались какие-то спиральные, синего цвета отметины.

Я замер на месте, удерживая Бейнса и сотрясаясь всем телом. Голова болела, и в каждом суставе ощущалось странное онемение; однако любая физическая боль не шла ни в какое сравнение с одолевавшим меня умственным унынием. Я чувствовал, что нам с Бейнсом пришел конец! У меня не было места, чтобы повернуться или пошевелиться в пространстве между самым внутренним фиолетовым кругом и голубым снаружи, поскольку расстояние между ними составляло всего тридцать один дюйм, включая дюйм ширины синего круга. Итак, я был вынужден оставаться там в полной пассивности, в любой момент ожидая нового потрясения и не имея уже способности думать.

В таком положении я простоял минут пять. После того как его поразило напряжением, Бейнс более не хрюкал, и за это я был искренне ему благодарен; хотя и могу признаться, что на один миг заподозрил, что он умер.

Из черных уст слева от меня не доносилось ни звука, и я сумел постепенно вернуть себе душевное равновесие, оглядеться и чуточку подумать. Я снова чуть наклонился, чтобы заглянуть непосредственно внутрь адского жерла. Край округлого отверстия теперь вырисовывался вполне четко и казался образованным твердым материалом, подобным черному стеклу.

Твердость эта прослеживалась на вполне внушительное расстояние, хотя и не слишком явно. Середину этого удивительного феномена занимала простая и ничем не смягченная чернота… бархат ее, казалось, втягивал в себя свет из комнаты. Я не видел ничего другого, и если из дыры этой исходило нечто другое, кроме полного молчания, это следовало назвать страшным зовом, который с каждой минутой пугал меня все больше и больше.

Я повернулся медленно и осторожно, стараясь, чтобы ни я сам, ни Бейнс какой-то частью своего тела не выставился за пределы синего круга. И тут я заметил, что состояние комнаты за его окружностью изменилось самым решительным образом: странные клочья черного дыма умножились в числе и превратились в мрачную и неровную стену, неустанно обращавшуюся вокруг, и полностью скрывавшую от меня стены комнаты.

Быть может, минуту я потратил на изучение этого явления, и тут комната слегка содрогнулась. Сотрясение продлилось три или четыре секунды, а потом все как будто беспокоилось; однако повторилось снова через половину минуты, а потом повторилось еще, и еще, и еще раз. Странный ритм этих колебаний напомнил мне вдруг о деле с наваждением «Джарви». Помните его?

Комната еще раз содрогнулась, и волна смертоносного света заиграла снаружи барьера; и тут внезапно помещение наполнил странный ропот… оглушительный визг и хрюканье, целая буря свиных голосов.

Она сменилась полным молчанием, и лежавший на моих руках оцепенелый Бейнс получил возможность дважды хрюкнуть в ответ. Тогда оглушительный поток свиногласия разразился снова, заливая комнату потопом визга, сопения, пыхтения и воя. А когда поток постепенно ослабел, над головой моей прокатился гаргантюанский хрюк, который была способна породить только глотка колосса, после чего на комнату вновь обрушился сокрушительный хор многомиллионного свиного стада.

В этом звуке слышался не хаос — в нем угадывался некий дьявольский ритм. И внезапно он стих, превратившись в многогортанный свиной шепот, нарушавшийся лишь отдельными и не слишком громкими хрюканьями немыслимых свиных легионов; а потом над нами снова прокатился оглушительный свиной голос. И когда он смолк, миллионный глас свиного несчетного множества снова запульсировал в комнате; и каждую седьмую секунду, — чтобы знать это, мне не были нужны остававшиеся на запястье часы, — глотка неведомого чудовища исторгала немыслимой силы хрюк, а Бейнс оцепеневший на моих руках, вторил человеческим горлом свиной мелодии.

Истинно говорю вам: я содрогался всем телом, и так покрытым холодным потом. Кажется, я молился; и если молитва сходила с моих уст, я не помню, о чем просил в ней. Мне никогда еще не приходилось испытывать и ощущать того, что ощущал я там, в этом пространстве шириной в тридцать один дюйм, держа на руках хрюкающую тварь и прислушиваясь к адской мелодии, доносившейся из самой великой бездны, когда по правую руку от меня кружили силы, способные превратить мою плоть в кучку опаленных лохмотьев, если бы мне пришло в голову перескочить через барьеры.

А потом, с такой же внезапностью, с которой приходит неожиданный гром, буря свиногласия стихла, настала тишина, и комнату наполнил немыслимый ужас.

Молчание тянулось и тянулось. Вы можете счесть мои слова глупыми; однако тишина как будто капала в комнату. Не знаю, почему мне так казалось, однако эти слова передадут вам то, что я ощущал, стоя и держа на руках тело негромко похрюкивавшего Бейнса.