Алексей Атеев - Девятая жизнь нечисти

– Не то, чтобы очень…

– Антенна! А потом молния долбанула в излучатель, и привет! Авария!

Я пожал плечами.

– Нет, ребята! Дело тут совсем в другом, – встрял неожиданно возникший Звягин. Видимо, он незаметно подкрался к нам сзади и слышал весь разговор.

– Ну, давай растолкуй нам, дуракам.

– Никаких там излучателей и антенн не было… Все дело в том, что мы растревожили прах покойников. Глумились… Топтали косточки ногами, рылись в них… Как нехристи, – неожиданно добавил он. – А усопшие и так при жизни претерпели страдания. И погребены не по-христиански. Вот они на нас и… – Он не договорил и тяжело вздохнул.

– Обиделись? – спросил я.

– Вроде того… Только не обиделись, а скорее рассердились.

– Версия интересная, но идущая вразрез с атеистическим воспитанием молодежи, – иронически заметил Жорка. – Комсомолец не должен верить в разную чертовщину. Или не так?

– Я, ребята, сходил в церковь, окрестился… – Звягин достал из-под рубашки простенький алюминиевый крестик на шнурке. – Молитвы выучил… Думаю: будь на мне святой крест, ну и на других тоже, ничего бы не случилось. Да, скорее всего, и не пошел туда. Господь бы уберег.

Мы с Жоркой переглянулись. Похоже, парень и в самом деле сбрендил.

– А этот доцент, которого вы сейчас упоминали, он вовсе не доцент, – продолжал Звягин, не обращая внимания на наши перемигивания.

– А кто же? – с интересом спросили мы в один голос.

– Он – черт! – убежденно произнес Звягин. – В таких местах, как Чумная горка, обязательно черти водятся. Вот нечистый между нами затесался и своими разговорами смущал… Подбивал, значит, копаться в прахе…

– И это утверждает советский студент, – насмешливо произнес Жорка. – Про чертей вполне серьезно говорит…

– Он и ко мне приходил, – никак не реагируя на явную насмешку, сообщил Звягин. – Когда я в больнице лежал… Явится, станет у изголовья кровати и рожи мне корчит. Точно, он! Доцент этот…

– И что же? – спросил я.

– Как – что?! Радовался. Погубил, мол, еще одну душу.

– Но ведь ты через Чумную горку к вере пришел, – резонно возразил Жорка. – Значит, действовал он не во вред тебе, а, наоборот, во благо. Через испытания к богу привел…

– Это точно! – горячо воскликнул Звягин. – Теперь он мне не страшен.

На этом разговор с бывшим комсомольским лидером закончился.

Конечно, весь этот бред нельзя было воспринимать серьезно, однако и Жоркины теории насчет испытания секретного оружия меня не убедили.

Однажды, уже осенью, я решил съездить к Чумной горке, посмотреть, что там происходит. Сел на велосипед и покатил. Чем ближе я приближался к месту, тем больше сомневался: правильно ли делаю? Пару раз даже хотел повернуть назад, но все же доехал. К моему удивлению, на месте кургана оказалось ровное поле. Без сомнения, не так давно здесь работали бульдозеры, поскольку остались следы от гусеничных траков, но, кроме них, не было никаких признаков, что совсем недавно здесь велись работы. Исчезли и столбы, на которых крепилась колючая проволока, и всякие признаки недавнего лагеря. Площадка успела порасти бурьяном, в котором посвистывал степной ветерок. Расхаживая по ней, я нашел несколько косточек, по всей видимости, человеческих, но и только.

С чувством непонятного облегчения я вновь оседлал велосипед и покатил домой. Делать здесь больше было нечего. На этом рассказ можно было бы закончить, однако в заключение хочу добавить вот что. Примерно через год я натолкнулся в местной газете на заметку под рубрикой «Из зала суда». В ней сообщалось, что на днях состоялся суд над группой грабителей и валютчиков. Они занимались незаконной торговлей антиквариатом и старинными изделиями из драгоценных металлов. Возглавлял шайку человек, выдававший себя за историка, краеведа и коллекционера. Возможно, этим человеком был Суббоч…

Хозяин дачи замолчал, потом налил себе в бокал коньяка. Молчали и остальные, не то обдумывая услышанное, не то просто задремав.

– Спите, что ли? – грубовато спросил хозяин.

– Почему же? – отозвался почитатель Фрейда. – Напротив, внимательно слушаем.

– Я вообще-то закончил.

– Можно понимать, что все это с вами происходило? – полюбопытствовала подружка сына.

– Я бы не стал утверждать со всей определенностью, но кое-какие моменты вышеописанных событий действительно происходили со мной. Хорошее время – юность!

– Да, лучше не бывает! – неожиданно вступил в разговор весьма немолодой человек, доселе молчавший. Он сидел в глубоком кресле недалеко от камина и, казалось, дремал. – Думали, наверное, что я сплю? – спросил он у присутствующих. – Ошибаетесь, милейшие. Я с интересом слушал ваши замечательные рассказы, поистине весьма поучительные. И теперь желаю внести свою лепту в истории о сверхъестественном. Вы как, слушать желаете?

– Давай, дедушка, – поощрил его сын хозяина дачи. – Мы все – внимание. Тем более на улице вон как крутит. Сейчас выпьем по рюмочке, закусим ее, и приступай. Только чтоб было интересно.

Когда задуманное было исполнено, старец начал:

– История эта приключилась с одним моим хорошим знакомым, весьма примечательным человеком, много лет назад…

Году этак в пятидесятом, после окончания педвуза, приехал Сережа Мятлев по распределению в небольшой городишко, районный центр на стыке Рязанской и Московской областей. Сережа преподавал словесность и для краткости так всем и представлялся, опуская обычно первую часть записанной в дипломе профессии: «Учитель русского языка и литературы». Так звучало солидней.

Свежеиспеченный словесник был сиротой и до окончания института жил в Москве, на Стромынке. Отец погиб на фронте, матушка преставилась в военное лихолетье, и Сережу воспитывала тетка по отцовской линии, старая дева, весьма строгая особа, работавшая в одном из столичных издательств корректором. В армию Сережу не взяли по причине сильной близорукости. И вот «юноша бледный, со взором горящим», типичный интеллигентный москвич, любитель и знаток русской литературы, между прочим, и сам пописывавший, очутился в старозаветной глуши, где жизнь текла размеренно и неторопливо, и патриархальную тишину нарушал лишь рев укрепленного на столбе репродуктора, который строгим голосом диктора Левитана сообщал о снижении цен, разоблачении очередной группы врагов народа, наймитов американского и британского империализма, и происках палача югославских коммунистов, «кровавой собаки» Тито. Все остальное время неутомимый громкоговоритель изрыгал из своего алюминиевого нутра оперные арии, частушки и популярные мелодии типа: «Легко на сердце от песни веселой…»