Алексей Атеев - Тьма

– На воздуся, говорите? Это, как я понимаю, в воздух. Но почему вы решили, что это моя работа?

– А чья же?

– Я там не один присутствовал.

– Но тогда кто же, кроме вас? Остальных-то я знаю. Не могут они…

– А я, думаете, могу?

– Затрудняюсь с ответом, но мне кажется…

– Что вам кажется?

– Что больше некому.

– А кто опустил отца Владимира на землю?

– Насколько мне известно, Дарья Петровна Картошкина. Сотворила она крестное знамение, и отец Владимир благополучно сверзся ниц.

– А вы говорите – «больше некому».

– Но ведь не она же поднимала отца Владимира?

– Откуда вы знаете? А если именно она…

– Чепуха! Не верю!

Шурик пожал плечами:

– Воля ваша. Никто вас верить не уговаривает. Однако вы сами себе противоречите. Допустим, поднял в воздух попа я, а опустила она. Значит, чудотворцев уже, как минимум, двое. Но я отрицаю свое участие в этой истории. Выходит, и попа в воздух подняла она. Тем более что мамаша испытывает к отцу Владимиру некоторую неприязнь. Может, это у нее получилось непроизвольно. Я, помнится, в храме давай обличать этого незадачливого батюшку. А мамаша слушала мои обличения и проникалась к отцу Владимиру негодованием. И совершенно нечаянно, даже скорее неосознанно, пожелала, чтобы поп предстал перед паствой в смешном виде, – и, тебе пожалуйста, поняла, как вы выражаетесь, «в воздуся». Так что уж извините, отец Патрикей, я тут ни при чем.

– А другие случаи как объясните?

– Какие, например?

– Скажем, с оживлением раба Божьего, младенца Славика Соколова.

– Мальчонки этого? И опять, почему вы решили, что это я поднял его из гроба?

– Ну а кто еще? Не Дарья же Картошкина?

– А вы слышали, при каких обстоятельствах он умер?

– Кажется, задохнулся. Скоротечный дифтерит или что-то в этом роде.

– А дальше как дело было?

– Я не знаю.

– Так вот. Прибежали эти Соколовы сюда, и ко мне: оживи, мол… Деньги стали совать. Я им говорю: не могу, не в моей воле… Младенец преставился. Душа отошла… Нет, пристали: оживи, да оживи! Я им толкую: даже если я оживлю вашего ребенка, он будет не живой. Как кукла – видимость одна. Короче, отказал им. Видать, отец мальчика затаил злобу. Когда эти казаки решили меня выпороть, этот самый Гена Соколов вызвался в качестве палача. И, следует отметить, справился со своей задачей неплохо. – Шурик усмехнулся. – Ну а потом с ним и с его семейством случились неприятности. Но это не моя работа.

– А чья же?

– Наверное, тех, кто в меня верит. По-настоящему верит.

– Это вы о ком? Уж не о Толике ли Картошкине?

– Не знаю, поверите вы ли или нет, но только утверждаю: не я оживил мальчишку.

– А самого Толика? Тоже, скажете, не вы?

– С Картошкиным несколько сложнее. Вообще-то он вовсе не умирал…

– То есть как?!

– У него была просто долговременная потеря сознания. Нечто вроде летаргического сна. Душа его хоть и вышла из тела, но находилась неподалеку. Вернуть ее назад не составило труда.

– Но почему вы избрали в качестве своих, не знаю, как их обозначить, учеников, что ли, Картошкина и близнецов Сохацких? Ведь они далеко не лучшие люди нашего городка.

– Ибо, как говорится: «Худшие станут лучшими». Не я их выбирал…

– А кто же?

– Вы помните, батюшка, выражение «вера горами движет»?

– Естественно.

– И другое: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир».

– Первые словеса взяты из Евангелия, а вторые принадлежат древнегреческому математику Архимеду.

– Теперь попробуйте соединить оба изречения в одно.

– Вы хотите сказать: вера является точкой опоры.

– Именно. И эта точка опоры – я!

Отец Патрикей недоверчиво усмехнулся:

– Но откуда у этих людей вера? Ладно Дарья Картошкина… А сынок ее, а эти близнецы… Ведь, между нами говоря, деклассированный элемент.

– А у Господа в апостолах кто ходил? Такие же простецы. Рыбаки, пахари, граждане без определенных занятий…

Отец Патрикей вскочил и с неподдельным изумлением воззрился на Шурика.

– Вы хотите сказать?!. Нет, нет, это богохульство!!!

– Помилуйте, батюшка. Вы же сами пришли ко мне для того, чтобы узреть чудотворца. Допустим, я чудотворец. Но творит чудеса исключительно личность, обладающая сверхъестественными способностями. А они, способности эти, могут дать лишь две силы: Та, что наверху, и та, что внизу. Так что, батюшка, кто бы ни дал мне мои способности, я, так или иначе, посланец этих сил.

– Но какой именно?! – вскричал отец Патрикей.

– Какое это имеет значение.

– Как это какое?! Самое огромное! Если ваши возможности идут оттуда, – и седенький батюшка ткнул перстом в небо, – тогда вы мессия, если оттуда, – палец его указал на землю, – тогда вы…

– Ну, кто? Договаривайте.

– Тогда вы от диавола! – наконец решился священник.

Шурик скривил губы:

– Тьфу, как примитивно! От Бога, от дьявола… А если допустить, что нет никакого деления на хорошее и плохое. Такая мысль не приходила в вашу седую голову? Ибо, творя зло, демиург неизбежно совершает добро. И наоборот! Оглянитесь вокруг. Примеров миллион. Ведь что есть человек? Частичка божественной души, старающаяся воссоединиться с началом, ее породившим. Люди бредут во мраке, стараясь открыть путь к Истине. Естественно, каждый проходит этот путь по-своему. Так уж мироздание устроено, что дорогу мы выбираем самостоятельно, хотя ее начало и конец для всех один и тот же. Однако при жизни нам не дано понять: в правильном ли направлении мы движемся. Чаще всего в повседневной жизни мы руководствуемся общественной моралью. Конечно, это удобнее, чем самостоятельно искать свой путь. Отсюда и стереотипы. Вот вы только что использовали подобный стереотип, обозвали моих друзей «деклассированными элементами».

– Но без морали невозможно общество, в котором мы живем, – возразил отец Патрикей. – Что было бы, если бы каждый действовал согласно собственным желаниям? Анархия… Полнейшая анархия!

– Но ведь я не утверждаю, что общественная мораль – абсолютное зло, – сказал Шурик. – Общественная мораль – всего лишь путы для масс, шоры на глазах обывателей, закрывающие путь к спасению, а для избранных характерен индивидуальный путь.

– Кем избранных?

– Бессмысленный вопрос. Возьмем, к примеру, летний луг или хотя бы пустырь. Кто занес на него семена тех или иных растений. Человек? Ветер? Птицы? И то, и другое, и третье… Поэтому нельзя спрашивать: по чьей воле на помойке зацвела роза. Зацвела, и все тут! Кто бросает в наши души семена высшей природы и что помогает им зацвести, сие есть тайна великая.

– Что-то знакомое слышится в ваших рассуждениях, – заметил отец Патрикей. – Гностицизмом они попахивают.

– Возможно, что и так, – не стал возражать Шурик. – А чем уж так плох гностицизм?