Алексей Атеев - Тьма

– Ну, что скажешь?

– О чем?

– О Шурике.

Лицо девушки порозовело. Глазки заблестели. Растерянность мгновенно уступила место выражению нежности.

– Он такой хороший, – ответствовала Даша.

– Но ведь не красавец. Да и жизнью потрепан. Тебе он нравится?

– Очень!

– Интересно, чем же?

И тут Даша стала расписывать личность «джинсового» почти теми же словами, какими недавно сам Плацекин объяснял жене свое пристрастие к Шурику.

– Влюбилась в него, что ли? – напрямик спросил отец.

– А хотя бы и влюбилась! – довольно спокойно ответила дочь.

Чувство ревности ужалило сердце Плацекина. Придурковатый урод (майор в первый раз, пускай мысленно, но обругал Шурика) замутил юную головку. Нет, с этим нужно что-то делать.

Наконец-то Плацекин трезво взглянул на создавшуюся ситуацию. Он прекрасно знал свою дочь и понимал: если Даше нечто втемяшилось в голову, то ничем это оттуда не выбьешь. Хуже всего применять насилие. Дочь не запрешь на ключ, не отправишь из города. Все равно сбежит и вернется к своему ненаглядному. Что же делать?

И тут с глаз майора точно спала пелена. Плацекин никак не мог уразуметь, как же он сам, взрослый солидный мужчина, находящийся на ответственной должности, позволил себя обвести вокруг пальца какому-то проходимцу. А в том, что Шурик – проходимец, Плацекин уверялся все больше и больше. Однако, как здраво рассуждал майор, проходимец особой породы. Такие, как он, как нынче выражаются, обладают определенной харизмой. Они способны воздействовать на людей, подавлять их волю, вести за собой. К тому же «джинсовый», видимо, наделен еще и сверхъестественными способностями. Иначе как объяснить события на старом кладбище, во Всесвятском храме, а также в семействе Соколовых? Хотя, с другой стороны, если ты такой уж провидец и чудотворец, зачем дал себя выпороть? Словом, полной ясности с «джинсовым» Шуриком пока не наблюдалось.

А потом у него состоялся разговор с женой, о котором мы уже упоминали. И она толковала о том же. Однако благоразумный Плацекин не стал ей поддакивать. На этот раз он решил выждать и понаблюдать, как дальше будут развиваться события. Если Людка сама хочет разобраться с Шуриком, пускай разбирается. Вот только что из этого выйдет? Но главное, пока что не спускать глаз с Даши. А то как бы она в порыве юношеской влюбленности не выкинула какую-нибудь глупость.

Мы уже сообщали читателям, что в Верхнеоральске имелось два действующих храма: Всесвятский и Крестовоздвиженский. О настоятеле Всесвятской церкви отце Владимире, о его быте, деяниях и случившихся с ним событиях читателям тоже рассказывалось. А вот об отце Патрикее, который священствовал во втором храме, мы едва упоминали. Теперь пришло время познакомиться с ним поближе, поскольку этот престарелый попик является немаловажным действующим лицом нашего повествования.

Батюшка Патрикей был старенький и такой седенький, что походил на Деда Мороза, по случаю лета временно находящегося не у дел. Крестовоздвиженская церковь – ему под стать, такая же ветхая, с деревянными, облезлыми полами, огромным иконостасом, образа которого настолько потемнели от времени, что трудно было разобрать, на каком изображен Иоанн Креститель, а на каком апостолы Петр и Павел. Только образ Христа мерцал в полумраке тусклым золотом, да и то лишь потому, что отец Патрикей регулярно протирал его постным маслицем.

Прихожан у церкви имелось немного. В основном это были дряхлые старушки, которые, однако, своего батюшку весьма любили и не переставали нахваливать, в пику почитателям отца Владимира.

Кстати, название храма «Крестовоздвиженский», по легенде, происходило от того, что на этом месте основатель городка, тогда еще крепости, прапорщик Лядащев поставил большой деревянный крест в знак утверждения в здешних краях православной веры. Крест потом спалили восставшие башкирцы. Как бы там ни было, но сия церквуха намного древнее храма, в котором проповедовал отец Владимир.

Между двумя батюшками существовала не то чтобы вражда, а скорее некоторая неприязнь. Отец Патрикей в своих проповедях часто иронизировал над своим более молодым коллегой, называя его «зело велеречивым суесловом», а отец Владимир, не оставаясь в долгу, величал отца Патрикея «смиренномудрым онагром». (Если кто не знает, «онагром» называется в Библии дикий осел.) В целом оба священника держали между собой вооруженный нейтралитет.

События, имевшие место в Всесвятском храме, когда отец Владимир, вопреки собственному желанию, поднимался в воздух, ровно через двадцать минут (а именно столько требовалось времени, чтобы быстрым шагом дойти от одной церкви до другой) стали известны отцу Патрикею. Вначале он не поверил. Но прихожанка, посещавшая оба храма, крестилась на образ Спасителя в доказательство, что все ей рассказанное – истинная правда.

– Если так, – заключил рассказ прихожанки отец Патрикей, – то наш город посетил сам Клеветник.

– Кто-кто? – не поняла тетка.

– Диавол! – ответствовал отец Патрикей, заставив ее от ужаса вытаращить глаза.

Позже удивительную историю подтвердили и другие очевидцы.

Личность того, кого он обозначил Клеветником, то есть дословным переводом с греческого языка слова «диавол», страшно заинтересовала отца Патрикея. Вначале он собирал слухи и сплетни о том, кого в городке называли Шуриком. Услышанная от кого-то история с оживлением Картошкина только укрепила отца Патрикея в его предположениях, а вот рассказ о публичной порке Клеветника, как про себя обозначил Шурика отец Патрикей, заставила того задуматься. Для чего это нужно нечистому? Ответ напрашивался сам собой – для прельщения людей! Через жалость ищет он путь к сердцам верхнеоральцев.

Отцу Патрикею очень хотелось взглянуть на посланца ада, но он крепился. К своему немалому удивлению, он узнал: Клеветник остановился в доме у одной из самых ревностных прихожанок Крестовоздвиженского храма, а именно – у Дарьи Картошкиной. Отец Патрикей немедленно призвал к себе мамашу Картошкину и имел с ней длительную беседу. Так, с ее слов, он уяснил, что Клеветник, именующий себя Шуриком, видом своим вовсе не блещет. Ничего примечательного на первый взгляд в нем не присутствует. Скорее он похож на бродяжку, или, по-нынешнему, бомжа. И в словесах своих этот самый Шурик вовсе не громогласен и велеречив, а, напротив, скорее косноязычен. Правда, мамаша Картошкина отметила: в его присутствии люди как бы меняются. Самые закоренелые живоглоты (Картошкина так и выразилась: «живоглоты») оттаивают и млеют, словно после бани. Она сама неоднократно испытывала это ощущение.