Линкольн Чайлд - Кабинет диковин

Первой пришла боль. К Норе возвращалось сознание. Возвращалось медленно и мучительно. Она застонала, проглотила слюну и попыталась пошевелиться. Тело разрывала боль. Нора моргнула еще. И, лишь моргнув несколько раз, поняла, что находится в полной темноте. Она чувствовала, что лицо залито кровью. Нора попыталась стереть ее, но ничего не вышло. Руки отказывались двигаться. Когда и вторая попытка оказалась неудачной, девушка поняла, что руки и ноги скованы цепью.

В голове царил хаос. Такое смятение мыслей возникает, когда, просыпаясь, не удается стряхнуть ночной кошмар. Что здесь происходит? И где она находится?

– Доктор Келли, – позвал ее из темноты тихий и слабый голос.

Когда девушка услышала свое имя, хаос в сознании начал улетучиваться. Но чем больше прояснялись мысли, тем сильнее становился страх.

– Это Пендергаст, – прошелестел голос. – С вами все в порядке?

– Не знаю. Возможно, ушиблены ребра. А как вы?

– Более или менее.

– Что произошло?

– Я чувствую себя очень, очень виноватым, – после долгого молчания ответил Пендергаст. – Я должен был ожидать нечто подобное. Какая бесстыдно-жестокая ловушка. В качестве наживки он использовал сержанта О'Шонесси. Чудовищная жестокость!

– О'Шонесси был...

– Когда мы нашли сержанта, он умирал. Спасти его было невозможно.

– Боже, какой ужас! – всхлипнула Нора. – Как это страшно!

– Он был хорошим человеком. До конца верным долгу. У меня просто нет слов.

После этого надолго установилась тишина. Нора испытывала такой страх, что у нее не осталось сил переживать то, что случилось с О'Шонесси. Она начала понимать, что та же участь уготована им и что это скорее всего произошло со Смитбеком.

Тишину нарушил слабый голос Пендергаста:

– Мне не удалось выдержать необходимую интеллектуальную отрешенность от этого дела, – сказал он. – С самого начала я воспринимал его слишком лично. Отсюда неизбежность ошибок и...

Пендергаст оборвал фразу. Через несколько секунд до слуха Норы долетел какой-то звук, и высоко в стене неожиданно появилось небольшое прямоугольное отверстие. Света из него оказалось достаточно, чтобы рассмотреть темницу – узкий и сырой каменный мешок.

В прямоугольном отверстии возник чей-то рот.

– Не волнуйтесь, прошу вас, – произнес приятный, глубокий голос с присущим только Пендергасту южным акцентом. – Это не займет много времени. Сопротивление совершенно излишне. Умоляю простить меня, что я не смог выступить в роли гостеприимного хозяина, но меня отвлекли неотложные дела. Позвольте вас заверить, что в скором времени я уделю каждому из вас все свое внимание.

Светлый прямоугольник закрылся.

Оставшись в темноте, Нора от ужаса с трудом могла дышать. Несмотря на все усилия, ей никак не удавалось привести в порядок свои мысли.

– Агент Пендергаст? – прошептала девушка. Ответа не последовало.

И в этот миг тишину нарушил донесшийся откуда-то издалека приглушенный вопль. Это был сдавленный крик задыхающегося от боли существа.

У Норы не оставалось и тени сомнения в том, что этот агонизирующий голос принадлежит Смитбеку.

– О Господи! – воскликнула она. – Вы слышали, агент Пендергаст?!

Пендергаст не отвечал.

– Пендергаст!

Темнота молчала.

Пендергаст закрыл глаза, и перед ним из серого тумана постепенно стала возникать шахматная доска. Фигуры из слоновой кости и черного дерева, отполированные до блеска бесчисленными прикосновениями рук, стояли на своих местах, ожидая начала игры. Холод подвала, боль от оков, боль в ребрах, испуганный голос Норы и далекие крики исчезали, оставляя его один на один с плавающей в пятне желтого света доской. Но Пендергаст выжидал. Он глубоко дышал, заставляя сердце биться медленнее. Наконец он протянул руку, прикоснулся к холодной королевской пешке и двинул ее вперед на два поля. Черные ответили. Игра вначале шла медленно, а затем начала ускоряться. Она ускорялась до тех пор, пока фигуры не начали летать по доске. Пат. Еще одна партия. Затем еще одна. И все с тем же результатом. И затем, совершенно неожиданно, все погрузилось во тьму. Тьму полную и абсолютную.

Почувствовав, что он готов, Пендергаст снова открыл глаза.

Теперь он стоял на верхней ступени лестницы в прихожей Мезон де ля Рошнуар – огромного старого дома на улице Дофин в Новом Орлеане. Первоначально в этом здании находился монастырь какого-то малоизвестного ордена кармелитского толка. Прапрапра (и так далее) дед Пендергаста еще в восемнадцатом веке купил развалины и, существенно обновив, превратил их в лабиринт сводчатых комнат и мрачных коридоров.

Хотя Мезон де ля Рошнуар был сожжен гангстерами вскоре после того, как Пендергаста отправили на учебу в Англию, он частенько туда возвращался. В его уме строение давно стало чем-то гораздо большим, нежели простой дом. Оно превратилось в дворец памяти. В хранилище знаний и учености, в место, где Пендергаст предавался самым трудным и напряженным медитациям. Весь его опыт и все наблюдения, все фамильные секреты Пендергастов нашли убежище в Мезон де ля Рошнуар. Лишь в готическом чреве этого дома он мог размышлять и медитировать, не опасаясь, что ему помешают.

А размышлять было о чем. Он познал горечь поражения, что с ним случалось крайне редко. И если у этой проблемы было решение, то оно находилось где-то в этих воображаемых стенах – где-то в глубинах его мозга. Для поиска ответа он должен был посетить дворец памяти.

Пендергаст задумчиво прошел по широкому, устланному пушистым ковром коридору. В его розовых стенах на равном расстоянии одна от другой находились мраморные ниши. В каждой из ниш хранился миниатюрный том в изысканном кожаном переплете. Некоторые из этих книг когда-то действительно существовали в старом доме. Другие были порождением его памяти, в них содержалась хроника прошлых событий, факты, цифры, химические формулы, сложнейшие математические и метафизические доказательства. Все это хранилось в старинном доме как объекты тех его воспоминаний, которые могли бы оказаться полезными когда-нибудь в будущем.

Теперь он стоял перед массивными дубовыми дверями своей комнаты. Обычно Пендергаст открывал замок и входил. Там его окружали знакомые предметы и любимые картинки из детства. Но на сей раз он прошел мимо, ограничившись лишь легким прикосновением кончиками пальцев к бронзовой ручке двери. Сейчас его интересовали иные, бесконечно более странные вещи, и находились они не здесь, а глубоко внизу.

Он сказал Норе о своей неспособности интеллектуально дистанцироваться от этого дела, что полностью соответствовало истине. И это послужило причиной того, что он, Нора – и особенно Патрик О'Шонесси – попали в столь ужасное положение. Особую боль вызывала у него судьба сержанта. Но он не сказал Норе о том потрясении, которое он испытал, взглянув на мертвеца в стеклянном ящике. Это был Энох Ленг, если быть более точным – его двоюродный прадед Антуан Ленг Пендергаст.