Райчел Мид - Академия вампиров. Охотники и жертвы

— И снова, с помощью чего?

— Сдаюсь. Ты просто издеваешься надо мной. Хорошо, я в торговых рядах и вижу стригоя. Что я должна делать?

Он, не мигая, смотрел на меня.

— Бежать.

Я с трудом удержалась, чтобы не бросить чем-нибудь в него. Когда я закончила упражнения на растягивание, он сказал, что побежит вместе со мной. Впервые. Может, такая пробежка даст мне хоть какое-то представление, на чем основана его убийственная репутация.

Мы вышли в прохладный октябрьский вечер и побежали. Я еще не очень привыкла к вампирскому расписанию. Учитывая, что занятия должны начаться через час, я ожидала, что солнце восходит, а не заходит. Однако оно уже опускалось к горизонту на западе, отбрасывая на заснеженные вершины гор оранжевые отблески. Реального тепла оно не давало, и по мере того, как потребность в кислороде увеличивалась, я чувствовала, что холод все сильнее обжигает легкие. Мы не разговаривали. Приноравливаясь ко мне, он замедлил шаги, держась рядом.

Что-то в этом неприятно задевало меня, внезапно мне страшно захотелось заслужить его одобрение. Я прибавила шагу, энергичнее заработала легкими и мышцами. Двенадцать кругов по беговой дорожке составляют три мили, нам оставалось еще девять. Когда мы заканчивали третий круг мимо прошли двое новичков, направляясь на групповую тренировку, в которой я вскоре тоже должна была принять участие. При виде меня Мейсон развеселился.

— Ты в прекрасной форме, Роза!

Я улыбнулась и помахала ему рукой.

— Ты уменьшила скорость! — раздраженно бросил Дмитрий, заставив меня оторвать взгляд от парней, резкость его тона поразила меня. — Вот почему твое время не улучшается. Потому что ты легко отвлекаешься.

В смущении я снова прибавила скорость, несмотря на сопротивление своего тела. Наконец все двенадцать кругов остались позади. Дмитрий засек время, и выяснилось, что мы пробежали на две минуты быстрее моего лучшего времени.

— Не так уж плохо, — возликовала я, направляясь в гимнастический зал для новой серии растягиваний. — Получается, я могу мчаться быстрее экспресса, если наткнусь в торговых рядах на стригоя. А вот сможет ли Лисса…

— Если она будет с тобой, ничего плохого с ней не случится.

Я удивленно вскинула на него взгляд. Это был первый реальный комплимент, полученный от него с тех пор, как я начала тренироваться. Взгляд его карих глаз был прикован ко мне, в них читалось и одобрение, и приятное удивление. Тут-то все и произошло. Ощущение было такое, словно в меня выстрелили. В теле и голове взорвался ужас, резкий, жгучий, словно крошечные бритвы боли. Перед глазами все расплылось, и спустя мгновение я уже была не здесь, я буквально летела вниз по ступеням лестницы, испуганная, полная отчаяния. Мне нужно было выбраться оттуда, нужно было найти… меня.

Миг — и поле зрения очистилось, я снова была не в голове Лиссы, а на беговой дорожке. Ни слова не сказав Дмитрию, я со всей возможной скоростью помчалась в направлении спального корпуса мороев. Не имело значения, что ноги только что проделали мини-марафон. Они бежали сильно и быстро — словно вовсе и не устали. Краем глазая отметила, что Дмитрий догнал меня и спрашивает, что случилось. Однако я не знала ответа. У меня была одна-единственная задача, одно-единственное желание: добежать до спального корпуса. Когда заросшее плющом здание неясно проявилось в сумерках, нас встретила Лисса с залитым слезами лицом. Я резко остановилась; легкие, казалось, вот-вот взорвутся.

— Что случилось?

Я схватила ее за руки, заставила посмотреть мне в глаза. Но она была не в состоянии отвечать; она просто обхватила меня руками и зарыдала, прижавшись к моей груди. Я стояла, поглаживая ее тонкие, шелковистые волосы и приговаривая, что все будет хорошо, все уладится… что бы ни было. И, честно говоря, в тот момент меня не волновало, что именно произошло. Она здесь, живая и здоровая, — только это одно имело значение. Дмитрий стоял рядом, готовый отразить любое нападение. С ним я чувствовала себя в полной безопасности.

Полчаса спустя мы набились в комнату Лиссы: три других стража, госпожа Кирова и надзирательница. Я впервые оказалась в комнате Лиссы. Наталье удалось-таки добиться, чтобы их поселили вместе и комната была разделена на две части, разительно контрастирующие между собой. Половина Натальи выглядела обжитой, с фотографиями на стенах и вышитым постельным покрывалом явно нездешнего происхождения. А у Лиссы набралось так же мало личных вещей, как и у меня, отчего ее половина выглядела почти голой. На стене висела одна фотография, сделанная во время последнего Хеллоуина, когда мы нарядились феями, с крыльями и блестящим макияжем. При виде этой фотографии и связанных с ней воспоминаний в груди у меня заныло.

Со всей суматохой никто, казалось, не помнил, что мне не полагается находиться здесь. Снаружи в коридоре толпились девушки-морои, пытаясь понять, что происходит. Наталья протолкалась сквозь эту толпу, удивленная тем, что за столпотворение в ее комнате. Поняв его причину, она взвизгнула и остановилась.

Мы смотрели на постель Лиссы, и почти на всех лицах читались шок и отвращение. На подушке лежала лиса, мех ее был красновато-оранжевый с белыми прожилками. Милая, мягкая на вид, она могла бы быть домашним животным вроде кошки которую так приятно держать на руках, прижимая к себе.

Не считая того факта, что у нее было перерезано горло.

Внутри горло выглядело розовым и желеобразным. Пятная мягкий мех, кровь стекала на желтое постельное покрывало, образуя растекающуюся по ткани темную лужицу. Глаза лисицы смотрели вверх, остекленевшие и как бы потрясенные, словно лисица не могла поверить в то, что с ней происходит.

Меня затошнило, но я заставила себя не отрывать взгляда. Я не могла позволить себе проявить слабость. Возможно, когда-нибудь мне придется убить стригоя. Если я не в состоянии выдержать зрелище мертвой лисы, о каких убийствах может идти речь?

То, что проделали с лисой, выглядело извращением больного человека. Лисса, смертельно-бледная, смотрела на лису, а потом шагнула вперед и невольно протянула к ней руку. Я понимала — грубое насилие больно ударило по ней, по ее любви к животным. Она любила их, они любили ее. Пока мы были в бегах, она часто просила меня завести кого-нибудь, но я всегда отказывалась, напоминая, что нельзя брать на себя ответственность за живое существо, если в любой момент может возникнуть необходимость бежать. Поэтому она довольствовалась тем, что помогала бездомным зверям, подлечивала их, а также заводила дружбу с животными, принадлежащими другим людям, типа кота Оскара.

Эту лису, однако, ей уже не вылечить. Оживить ее невозможно, но я видела по лицу Лиссы, что она хотела бы помочь ей — как помогала всем. Я взяла ее за руку и оттащила в сторону, внезапно припомнив разговор, состоявшийся между нами два года назад.