Г. Зотов - Апокалипсис Welcome

– И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, – провозгласил он, обращая покрытое сажей лицо к дыму багровых пожарищ. – Потому что товаров их никто уже не покупает – золотых и серебряных, камней драгоценных и жемчуга, и всяких изделий из слоновой кости – и душ человеческих… И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя… ты уже не найдешь его…

– Горе, горе тебе, город великий, одетый в виссон, порфиру и багряницу, —развернув полукругом огромные крылья, в унисон вторил ему ангел. – Ибо в один час погибло такое богатство! И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и корабельщики, и торгующие в море, и, видя дым от пожара ее, возопили – говоря: какой город подобен сему городу великому!

Закончив цитирование, Хальмгар едва не свалился со стены. Его поразила открывшаяся картина: храм Василия Блаженного, словно находясь в центре невидимого силового поля, оставался невредим под градом метеоритов. Все пять его глав по-прежнему гордо устремлялись к черным облакам, и лишь центральная золотая маковка казалась поврежденной. Очевидно, падением небольшого частного вертолета, чьи обломки дымились у основания храма.

– Это Его любимая игрушка, – улыбнулся Иоанн, отвечая на немой вопрос. – Сам посмотри – прямо пряничный теремок из сказки. Даже у Сталина рука не поднялась подобную красоту сносить, а ты думаешь, у Бога поднимется?

– Понятно, – кивнул ангел, радуясь Божьему чуду. – Кстати, а что это за корабли, упоминаемые у тебя в тексте? Соответствия мало. У Москвы и моря-то никакого нет, кроме разве что Клязьминского водохранилища.

Иоанн безмолвным жестом указал на Москву-реку. Вода кипела, выплескиваясь из берегов бушующими фонтанами: их струи состояли из грязи, белого пара и мелких камней. Землетрясение заставило ее захлестнуть пешеходные тротуары, и волны, вырвавшись на свободу, с жадностью поглощали первые этажи соседних домов. Разрисованные цветами и звездочками прогулочные кораблики, взлетавшие, как ракеты, под давлением пара, стрелой пикировали на городские крыши, объятые пламенем. Один катерок, расколовшись пополам, рухнул в обугленном дворе Дома правительства. Там, в общем-то, уже не было ни дома, ни правительства – громоздящиеся друг на друге камни окружала расплавленная чугунная ограда. Окрестные мосты, треснув в середине, обрушились в реку, став похожими на грустных жирафов-самоубийц, по доброй воле опустивших с обеих сторон длинные шеи в кипящую воду со сварившейся рыбой.

– И посыпали пеплом головы свои, – вспоминая классику, продолжил Хальмгар. – И вопили, плача и рыдая… ибо опустел город в один час!

Толстое стекло курантов над мавзолеем лопнуло от жара, покрывшись сеткой трещин, Спасская башня сморщилась, издав судорожный скрип, наподобие проржавевших петель дряхлой двери. В отличие от Боровицкой, она не осела, а рухнула прямо, столбом, с кряхтением и звоном рассыпаясь на жернова идеально круглых каменных долек, как порезанная колбаса. Мавзолей без единого звука провалился вовнутрь… крупные обломки ощерились острыми зубами из темно-красного гранита. Ребристые колеса разбившихся курантов вывалились на площадь, словно кишки из вспоротого живота неизвестного великана. Тяжелые стрелки упруго напряглись: механическое сердце часов, корчась в звенящих конвульсиях, остановилось.

Два человека, дальновидно укрывшиеся от адского града под сенью куполов собора Василия Блаженного, радостно выдохнули. Одарив друг друга торжествующими улыбками, они сдвинули пластиковые стаканы с дешевым шампанским – их тихий треск прозвучал свадебным звоном. Оба собутыльника выглядели лет на пятьдесят. Первый – маленького роста, с проплешиной посреди жидких волос, закутанный в рваный сюртук и штаны от старого тренировочного костюма. Второй – худой и долговязый, с длинными усами под сломанным носом: за его плечами качались искореженные крылья, выдавая принадлежность к полку польских кирасир.

– Шарман, мон шери. – Наполеон Бонапарт с наслаждением наполнил легкие горьким запахом дыма. – Дождался наконец-то: хоть через двести лет, но все же снова увидел, как горит Москва. Только ради этого стоило воскреснуть. Пардон, любезнейший, отвернитесь на минутку: у меня третий оргазм.

– У меня уже шестой, – смущенно признался польский комендант Кремля Николай Струсь [94]. – Такая ностальгия… все полыхает, ломается, падает. Еще бы закусить человечинкой, Минину с Пожарским морду набить, и – полная нирвана. Интересно, а наше телевидение это будет транслировать?

– Жесть, – показал большой палец Наполеон и фирменным жестом заложил за отворот сюртука правую руку. – По поводу Пожарского – очень вас понимаю. Я тоже вчерась прицепил к треникам парадную саблю, пришел на аудиенцию к фельдмаршалу Кутузову, а его и след простыл. Они вместе с адмиралом Нельсоном и Моше Даяном [95]уехали к воскресшему офтальмологу Федорову новые глаза вставлять. Определенно зря. Черная повязка, пересекающая лицо, отсвечивает в обществе модным гламуром.

С переливавшегося багровой мутью неба пушистыми хлопьями посыпался черный пепел – совсем как в первый день Апокалипсиса. Ветер тут же разнес порошинки по улицам и переулкам, игриво закручивая их в спирали. Град прекратился, а небеса иссякли, устав плеваться метеоритами, грохот и гул умолкли, разразившись раскатами прощального эха. Земля больше не дрожала – она затихла, обожженная лавой, истерзанная сотнями проломов. Кипящая река вернулась обратно в свои берега, булькая и шипя от недовольства. Огромный город лежал в руинах: над Красной площадью повис мертвый туман из непроницаемой пыли, смешавшийся с дымом пылающих костров. Кроме собора Василия Блаженного, в центре Москвы не осталось ни одного целого здания. Кругом, насколько падал глаз, высились лишь пустые, одинокие стены без крыш, зиявшие зубчатыми проломами.

– Веселись о сем, небо и святые апостолы, и пророки, —протерев глаза от пыли, подвел итог апостол Иоанн. – Ибо совершил Бог суд ваш над ним.

Хальмгар опустил руку с серым, блестящим предметом.

– Я все на камеру снимал, – пояснил он. – Апостолов это не касается, но у ангелов так положено, на слово не верят: совершил чудо – принеси документальное свидетельство. Я запечатлел падение Вавилона в лучшем разрешении. Потом на диск перепишу – зайдешь, заберешь. Такая вещь, как Апокалипсис, один раз в жизни случается. Позже в торренты [96]сброшу.

– Так ведь Инета уже нет, – напомнил Иоанн, присаживаясь на зубцы.

– Точно, – почесал крыло Хальмгар. – Тогда ладно. Смонтирую, у Иисуса в кинозале посмотрим. Еще когда Гибсон сделал «Страсти Христовы», он распорядился доставить последний вариант Dolby Surround. Уши рвет – не приведи Господи. Надеюсь, ты доволен. Мы осуществили падение Вавилона, как было сказано в «Апокалипсисе», и не загубили ни одной живой души. Через минуту-другую все мертвые тела на этой площади воскреснут.