Г. Зотов - Апокалипсис Welcome

Он думал, что не выдержит в т о р о г о сеанса. Однако проблемы начались уже с первого. Священный лавр способен дарить зрение богов, но белый дым незримо пожирает мозг, лакомясь им, подобно сумасшедшей обезьяне. Реакция замедляется, путаются мысли. Он стал хуже соображать: новая порция «дельфийской пыли» рискует превратить его в овощ. Пифии часто умирали от кровоизлияния: выжившие заговаривались, начиная произносить фразу, к концу ее забывали слова, впадая в лягушачье оцепенение. Из левой ноздри скатывается капелька крови: он ловит ее на палец, машинально растирает по белой щеке – делая искусственный румянец. Приговор понятен. Новый мир не пришелся ему по вкусу – ради его лицезрения точно не стоило воскресать. Фальшивое бытие, сплошное колдовство. Как развлекались в его царстве? О, это было чудесно. Пиры, скачки, охота, война, любовь. А что сейчас? Разве лучше рассказывать далекой женщине, рисуя буквы на светящейся табличке, как ты бросаешь твердое копье в ее влажное межбедрие, нежели взять женское тело вживую, упиваясь запахом разгоряченной плоти? Современные люди ужасно примитивны: они не способны получить радость даже от поглощения еды. Их пищу на пирах невозможно даже назвать съедобной… да-да, из-за Апокалипсиса он по-любому не чувствует вкуса… но даже на вид эти яства представляют собой непреходящий кошмар. Невозможно представить, какая судьба ждала бы дворцового повара в родной Фригии, приготовь тот ему стандартный гамбургер – с кетчупом и картошкой фри. Нет, казнить мерзавца он бы не стал: казнь – безобидное наказание за подобную провинность. А вот обмазать свежим медом и посадить живым в муравейник – пожалуй, сойдет.

Глупая троица думает, что она наняла его. Скучные животные. Это он их нанял – для личного развлечения, как дворцовых шутов. И они отлично справляются – неделя пролетела в один миг. Что ему пришлось бы делать сейчас, на пустой земле исчезнувшего царства? Валяться внутри заброшенной гробницы – обреченно ожидая, пока ангелы затолкают его в товарный поезд, идущий в Москву – на Страшный Суд. По крайней мере, сейчас ему чрезвычайно весело. Он, как может, отвлекается от ужаса современности, нелепых детищ колдовства: телефонов, автомобилей, компьютеров и тарахтящих железных птиц, полет на которых вызывает жуткие метаморфозы желудка. Азарт горит в венах, терзая кровь, – охота становится все интереснее. У него на глазах они взяли жертву в клещи, но ей пришла на помощь сама природа – девчонка снова ушла. Он ничуть об этом не жалеет: ему сделали приятное, растянули удовольствие. Что же на самом деле случится, когда он прикоснется к щеке невесты ? Бурный, но кратковременный миг радости. А потом снова – долгие часы забвения.

Память, сплетаясь затейливыми нитями, уже услужливо несла его назад – во дворец родного города, через чьи прохладные залы он так любил совершать утренние прогулки. Как приятно, идешь – и вокруг ни одной живой души, только где-то, совсем в отдалении, напоминая мышиную возню, слышен шорох перепончатых крыльев демонов бога Ахримана. Сверкающий пол из чистого золота – если не соблюдать осторожность, легко поскользнуться на отполированной, как зеркало, блестящей поверхности. Замершие у дверей суровые фигуры золотых стражей – с тусклым блеском в зрачках, сжимающие металлическими пальцами уже бесполезные щиты и мечи. Золотые танцовщицы – стройные тела застыли в поклонах последнего танца, прелестные лица смотрят на него слепым взглядом золотых глаз. Причудливые изгибы шей, небольшие крепкие груди, как бы невзначай выскользнувшие из тонких складок золотых одежд. Золотые павлины, распустив крылья, деловито клюют золотое пшено меж золотых фигурных колонн. Толстые золотые пальмы во дворе неподвластны вихрям и ураганам – их листья не колышут даже сильнейшие порывы пустынного ветра. Золотая кровать в спальне: приятная на взгляд, но жесткая на ощупь. Да и пусть. Только один этот предмет из тысячи тысяч возбуждал страстную зависть могущественных владык Востока. Как же так, ничтожный царек небольшого города, и настолько сказочно богат, что позволяет себе спать на золоте?

Золотом дышало все вокруг – подавляя, ослепляя, поражая, восхищая, казалось, сам окрестный воздух, и тот источает из своей сердцевины тысячи крупиц драгоценного металла. Это его творение, его страсть, его плен. Комнаты сокровищницы вместили тысячи бесценных статуй: мужчины, женщины, дети… домашние животные – собаки с подкрученными хвостами, прелестные овечки, степенные волы. Каждый шаг по закоулкам дворца наливает сердце волнами безудержного счастья. Хризос — на диво холодный металл, но, как и морской жемчуг, легко греется от человеческой руки. Они нужны друг другу. Ведь и золото тоже обожает его, отдается, как обезумевшая от животной страсти женщина. О… сколько раз при жизни он испытывал вершину наслаждения лишь от одного прикосновения к этому металлу, дрожа от сладости, ощущая, как горячее семя стекает вниз по ногам… Что на свете может быть прекраснее золота? В кратчайшие сроки он создал город-мечту, и равного ему не было во всей Вселенной – несомненно, он прекраснее, чем любое творение, доселе существовавшее на Земле. Все население, птицы, кошки, собаки, деревья, соломенные крыши, каждая малейшая черточка и самая ничтожная деталь, включая презренную дорожную пыль, и сорняки на задворках жилищ бедняков, состояли из чистейшего червонного золота. Именно о нем он больше всего сожалел, умирая от голода в затхлой гробнице – потерянном шедевре, величайшем из мировых искусств. «Дельфийская пыль» в мешочке, оставленная ему, словно в насмешку… о чем беседовать с богами, которые сожрали и изблевали твою мечту, подобно негодному, протухшему мясу? Ломая ногти о золотую дверь склепа, хватаясь за превращенные в золото кувшины, он знал – никто не придет за ним. Боги отвернулись, а подданные превращены в бездушные статуи. Он не прикоснулся к содержимому мешочка, сохранив «дельфийскую пыль».

И, как оказалось, – правильно сделал.

Воскрешение принесло ему множество разочарований. Баснописцы сложили о царстве Мидаса лживые легенды: о, с каким удовольствием он вырезал бы им их паршивые языки! Кар, правда, умерил его первоначальный гнев, объяснив: такова реальность нынешнего мира. Например, шестьдесят лет назад разразилась одна большая война, не прошло и четверти века, как люди начали перевирать правду, да и теперь многие говорят – жестокие белокурые воины в черных доспехах, пришедшие с Запада, никого не убивали, а раздавали населению городов халву и орехи. Спустя двадцать с лишним веков понять правду еще сложнее. Однако воистину – волосы встают дыбом, когда читаешь эти проклятые «Мифы народов мира». Взять реальные факты и так густо перемешать их с ложью и фантазией! Листаешь, и самому не понятно: а где что и было? Общение с богами – да, это так, но тогда у царей существовала, как теперь выражаются, упрощенная схема. Муравьи? Случилось такое. Действительно, при рождении насекомые заползли к нему в рот, снося туда пшеничные зерна. Один только этот инцидент доказывает, что он имел полное право быть избранным и восседать вместе с богами: пусть и в несовершенном ранге полубога, ибо в его жилах все же текла человеческая кровь. Про приятельские отношения с богом Орфеем и вовсе сказано – мол, тот «завещал Мидасу таинства своих оргий». Это уж кто кому их завещал! На самом-то деле именно Орфей пил его вино и спал с его рабынями: а как дошло до голосования, отказался причислить его к сонму богов. Потрясающий мерзавец. «Особый дар прикосновения» предоставлен богом Дионисом? Хуже фантазию трудно придумать. Дионис не то что его – себя-то по утрам не мог узнать в зеркале из-за беспробудного пьянства: тяжелая все-таки должность у бога виноделия. Никто из этих баснописцев даже не задумался: если боги так легко разбрасываются чудесными дарами, зачем людям продавать душу, отдавая себя в рабство силам зла? Лживая легенда подводит к мысли: царь Мидас страдал старческим слабоумием. Ах, представляете, он оказался не способен продумать, что «золотое прикосновение» превращает в золото даже еду; дабы не умереть от голода, на коленях умолял Диониса взять назад зловещий дар. Сказка для идиотов. Зловещим волшебством по воле Ахримана владеет только указательный палец правой руки: другой рукой он спокойно берет и хлеб, и вино, и мясо – губы и язык не обладают способностью делать еду золотой. Последнее определение, вне сомнений, и вовсе смешно до колик.